Это одна из взаимных договоренностей, тайных конвенций государства и общества: «вы делаете вид, что работаете, — мы делаем вид, что платим». Застой потому и вспоминается как золотой век, что Россия в это время достигла подлинной симфонии между русским и советским, была больше всего похожа на себя, какой ее знает мир и чувствует уроженец. На кухнях говорили все, что думали. Над газетами потешались. Заведомую ложь выдавали на-гора без комплексов и с твердым пониманием, что и для всех остальных она столь же очевидна, как для говорящего. Но пространство частной жизни было богато, разнообразно и культурно.
В новом российском кризисе мы получим на выходе прежнюю конструкцию: вспомним, ведь и в девяностые безработица оказалась далеко не столь массовой, сколь ожидалась. Миллионы продолжали работать на нерентабельных предприятиях, выпуская никому не нужную продукцию. Чем увольнять человека, превращая его в потенциального борца, потому что безделье злит сильнее всякого угнетения, — проще превратить его в бесплатного труженика, у которого нет низменной материальной заинтересованности, но есть, простите за выражение, институциональная. Он встроен, на месте, при деле; и это лучше, чем героически впахивать за настоящую зарплату. Потому что подлинная жизнь для русского человека никогда не ассоциировалась с работой: русские презирают низкую, прагматическую пользу, зато неделями вырезать деревянный часовой механизм без единого гвоздя — это пожалуйста.
Что до денег, которые уже теперь вовсю задерживают или выплачивают издевательски ничтожными порциями, срезая по любому поводу, — так ведь деньги никогда не играли в России сколько-нибудь принципиальной роли. Разумеется, тут можно купить что угодно, но это для тех, у кого деньги действительно есть; а у нас на протяжении доброй тысячи лет остается неизменным фундаментальное соотношение, вроде золотого сечения: девяносто процентов национального достояния сосредоточено в руках десяти процентов населения. Это же касается интеллектуального багажа, которым в полной мере владеют те же процентов десять — в то время как остальные девяносто честно остаются троечниками; но у них есть вещи поважнее ума, и свои деревянные часы они выпиливают с той же страстью. Главное же орудие влияния в России — горизонтальные связи, вечная межчеловеческая солидарность, соседи, родственники, «одноклассники. ру» — словом, та самая паутина внутренних коммуникаций, с которой никакая вертикаль ничего сделать не может: ни один духовный или властный авторитет не значит для русского человека столько, сколько земляк. Тот, у кого много связей, выживет без денег — и будет счастлив.
Не бойтесь безработицы. Готовьтесь к полубесплатной работе. Впрочем, к чему готовиться людям, живущим так не первую сотню лет?
Сколько стоит народ?
В: Сколько стоит народ?
О: Меньше рубля.
Все слова у них действительно правильные, почему же так тошно? Они говорят о свободе, патриотизме и демократии, и тут не на что возражать. И если вести речь исключительно о терминах, а не о манерах, то и «Стратегию 2020» пересматривать не надо. Я бы и Программу КПСС не пересматривал, там тоже были правильные слова и нереалистичные, но приятные обещания. Но даже тогда не было так тошно, и дело вовсе не в том, что я был на 30 лет моложе. Вернуть детство я не хотел бы — отвратительное было время, замкнутая и душная страна… Но даже в ней не было ощущения, что об тебя вытирают ноги: вероятно, потому, что так называемая застойная диктатура была уже старческая, выдыхающаяся, и главное — эти люди не чувствовали себя в своем праве. Даже сатрапствуя, они ощущали легкий укол вины, понимали, что ведут себя неправильно. Нынешние не понимают; им вообще не за что уважать вверенный им народ, они насчет этого народа не заблуждаются, то есть думают о нем очень плохо. Они уже вполне уверены, что с этим народом можно сделать все. И вот тут, пожалуй, определяющая стилистическая разница. В 60-е тоже искренне полагали, что «с этим народом можно сделать все». Срыть горы, покорить космос. Имелось в виду — «вместе с этим народом», который даже в нечеловеческих условиях все-таки способен на подвиг.