Статьи из журнала «Компания»

В ее выцветших глазах я читал сочувствие, оно билось там под спудом, но выпускать его наружу она не имела права, потому что это был не ее личный турникет. Я не понимал, чего она боится. Но она боялась. На лице ее был написал ужас.

В этот момент рослая девушка купила магнитную карту и попыталась пройти в тот же турникет, и он не сработал, и она, как и я, пошла к дежурной.

— Мне пройти надо, — сказала она. — Не работает тут у вас.

— Вот и у молодого человека тоже! — радостно сказала дежурная. Вероятно, ей нравилось знакомить молодых пассажиров, сводить, так сказать, их судьбы… Но меня уже ждали на соседней станции, и девушку, видимо, тоже кто-то ждал, поэтому она совсем не обрадовалась. Жалко. Она была ничего.

— Не знаю, что у молодого человека, — сказала она, — но мне надо пройти.

— Через семь минут пройдете.

— Но мне надо сейчас.

— Не имею права.

Девушка пробовала верещать, показывала на часы, подпрыгивала, но все было тщетно. Наконец ее осенило.

— Видите?! — она показала чек. — Вот, я только что купила эту карту!

У меня такого чека не было, но я тоже достал из кармана недавно полученный чек от оплаты мобильника и издали показал дежурной.

Это произвело магическое действие. Она увидела Бумагу.

— Ну, проходите, — сказала она нехотя, даже бледнея. — Видите, на какую ответственность я ради вас иду.

Мне вспомнилась такая же запуганная, озябшая проводница, не пускавшая меня в совершенно пустой вагон только потому, что у меня был билет на следующий поезд, а мне кровь из носу надо было уехать на этом! Могла пройти Комиссия, страшная, ужасная. Она обнаружила бы меня и несоответствие в билете. И плевать ей было на свободные места и мои профессиональные нужды. Она увидела бы — человек едет не в своем поезде. И страшное «не положено» повисло бы в воздухе.

— Меня же выгонят, — повторяла проводница. — И куда я пойду в Твери? Туалеты мыть? А тут все-таки десять тысяч в месяц…

В конце концов меня впустил начальник поезда, мужчина. Мужчину не так легко запугать Комиссией. Вот я и думаю: кто же так их всех испугал на всю оставшуюся жизнь, что пропустить человека в метро кажется им колоссальной ответственностью? Кто до такой степени отнял у нас страну, что принятие даже крошечного, безопаснейшего решения может ввергнуть нас в тверской туалет до конца дней наших? Кто стоит над нами, требуя оправдательных бумаг на все случаи жизни и запрещая малейшие проявления человеческого? Не знаю. Но если есть русский Бог — должен быть и русский Дьявол, и здесь мне чудятся его рога и копыта…

7 апреля 2008 года 

№ 13(506), 7 апреля 2008 года

Все есть

Медиасообществом широко обсуждается заявление Владимира Познера, будто у нас нет свободы слова, — с последующим мягким откатом от него. Другие представители медиасообщества продолжают утверждать, что у нас нет закона, демократии, социальной защиты — словом, хоть я и не люблю цитировать Воланда, лучше не скажешь. За что ни схватишься, ничего нет.

Между тем есть все. Просто отдельные люди (составляющие меньшинство) почему-то думают, что все должно падать им непосредственно в рот. А свобода, демократия, самоуправление и прочие прекрасные вещи приобретаются не даром, а в обмен на что-то. Даром можно получить только тиранию или в лучшем случае беззаконие, как оно у нас было сначала в середине, а потом в конце ХХ века. Все же помнят, чем это кончается. Сейчас у нас как раз пограничная и весьма перспективная ситуация, когда можно кое-что получить и заплатить за это не жизнью. Даже не карьерой. В крайнем случае, сменой места работы, что, говорят, даже продлевает жизнь, потому что прибавляет впечатлений и развивает адаптивность.

Как это у нас нет свободы слова, когда сказать — и даже громко — можно все, что угодно? Просто надо быть готовым, что в обмен на это свое сладкое право ты будешь включен в те или иные стоп-листы; но это совершенно нормальная ситуация! Свобода слова ведь ничего общего не имеет со вседозволенностью, это мы тысячу раз проходили. Свобода — это осознанная необходимость, понимаете? И если ты осознаешь необходимость что-нибудь вякнуть, и она для тебя так же императивна, как голод, жажда или похоть, — ты вякнешь это в любом случае, не задумываясь о последствиях. Пора отойти от советских мерок и привыкнуть наконец, что государство не обязано спонсировать и морально поддерживать своих критиков, у него есть масса других проблем — старики и дети голодные, и земли необработанные.