Статьи из журнала «Компания»

Великое множество местных посетителей заграницы — от простовато-турецкой до элитно-балийской, от заурядно-пражской до экзотически-тайской, рассказывали об увиденном со столь явным разочарованием, что я поневоле вспоминал путевые очерки 70-х годов — о том, как избранные писатели и кинематографисты за рубежом жестоко страдали от ностальгии, мучались отсутствием черного хлеба и духовности, томились на стриптизе, куда их затащили гордящиеся свободой хозяева…

Россияне, вопреки легенде, никогда особо не любили Запад, да и знание его культуры оставалось у большинства на уровне многократного пересмотра «Индианы Джонса». Те немногие, кто серьезно следит за культурной, интеллектуальной и политической жизнью внешнего мира, составляют от силы процентов пять всего российского среднего класса. Знание языков на уровне восьмого класса спецшколы стало нормой даже для менеджмента — выше взбираются единицы. И главное — подавляющему большинству россиян, вне зависимости от того, впервые ли они попали за границу или проводят там большую часть жизни, — присуще непобедимое, хоть и скрываемое (а теперь уже и не особенно) чувство своего превосходства: ведь жажда доминирования — естественное состояние людей, у которых нет в жизни другого смысла. А с этим смыслом у россиян в последнее время большие напряги: процесс быдлизации населения в 90-е шел опережающими темпами. И потому их единственное желание — самоутверждаться. Им кажется, что за границей их не любят все: носильщики, портье, проститутки, погода… Мы немедленно должны им показать и доказать. И большая часть выезжающих доказывала — причем так, что на большинстве знаменитых курортов они сделались притчей во языцех. Даже самые щедрые чаевые не могут переломить эту репутацию — да мы, если честно, и рады: нам льстит, когда нас называют медведями. Помните, как у Шварца: «Ну и что же, что медведь? Все-таки не хорек!»

И потому, я считаю, будет только справедливо, если Россия и россияне побудут некоторое время в давно вымечтанной, во многих отношениях благотворной изоляции. Во-первых, они начнут наконец ездить по собственной стране, чем и занималась львиная доля семидесятнической интеллигенции: в байдарку и — марш-марш! Или того лучше, пешком по родным достопримечательностям, а то у нас половина памятников истории и архитектуры пребывает в таком позорном запустении, что смотреть больно. Изучать родной край. Ездить по Золотому кольцу, повторяя тем самым круговое движение русской истории. Наслаждаться отдыхом в Геленджике — замечательном, между прочим, городе, который тоже не мешало бы подновить. Неплохо бы посмотреть родное кино, чтобы убедиться в его истинном уровне; поесть родных продуктов с их живым вкусом — взамен того искусственного, холестеринового, которым нас пичкал проклятый Буш с его ножками; других способов поднять сельское хозяйство, если честно, не наблюдаю.

Ведь изоляция — лишь внешнее выражение той глубочайшей внутренней зашоренности, того презрительного равнодушия, а то и откровенной ненависти ко всему чужому, в котором мы пребываем уже давно, невзирая на все перестройки и новые мышления. И оформить эту изоляцию законодательно — такая же формальность, как признать Южную Осетию или Абхазию после всего, что уже произошло.

1 сентября 2008 года 

№ 32(525), 1 сентября 2008 года

Братья и сестры

Трудно сегодня управлять Россией: не совсем понятно, как избежать паники по случаю финансового кризиса. Россия постоянно на этот кризис настроена, сколько бы позитивно мыслящих клерков ни расплодилось в ее крупных городах. Однако дело не только в общем и совершенно справедливом ощущении, что мы все вместе давно уже заработали катаклизм — разрывом между бедными и богатыми, столицей и провинцией, трудом и зарплатой… Дело еще и в российской истории, которая всегда была предсказуемой, но никогда — особенно ровной и благостной. Мы адаптивны — что да, то да, — но изнанкой этой приспособляемости всегда была готовность к потрясениям и неуверенность в завтрашнем дне. Равно как и во вчерашнем, который вечно переписывается. Так что внушить России ощущение, что «все под контролем», никак невозможно.

Непонятно, как преодолеть панику. Неясно, как из режима пассивного ожидания катаклизма перевести людей в режим деятельного и бодрого «прорвемся». Как их — настроившихся на делание карьеры путем раболепия и накопление финансов путем имитации всякой деятельности — сделать инициативными, свободными и бесстрашными, готовыми вдобавок спасать не только себя и накопления, но и государство в случае чего.