Статьи из журнала «Компания»

После Яковлева «Московские новости» пытались стать читабельнее, уравновешеннее, увлекательнее, взвешеннее — в общем, жили, как большая часть постсоветского общества: выживали с трудом, многому ужасались, но убеждали себя, что стратегическое направление выбрано верно. Между тем внутренние противоречия зрели, и они не замедлили разразиться с приходом Путина, когда возник конфликт между НТВ и остальным миром. В результате всех пертурбаций газета, нашедшая было своего читателя и нишу, подверглась полной смене руководства и менеджмента. Ее возглавил Евгений Киселев, вскоре рассорившийся с коллективом. Киселева сменил Третьяков — со всеми его неизбежными плюсами и минусами: умением делать серьезную, дискуссионную газету — но и с неискоренимо завышенной самооценкой и внезапным креном в сервильность, прежде ему несвойственную. «Московские новости» и Россия шли нога в ногу, корпус в корпус, все более ввергаясь в странное состояние гипнотического транса, в котором единственным спасителем России и впрямь кажется действующий президент, а все сомневающиеся выглядят врагами… «МН» оставались качественной журналистикой. Но это была больная журналистика. Чувство неблагополучия и даже ужаса — вроде как у девочки, одержимой бесом и изредка приходящей в себя, — пробивалось сквозь солидность и некоторую даже политическую гламурность, но его старательно глушили. Это я и о редакции, и о стране.

А дальше предсказуемо случилось то, что ждет в скором времени и все возлюбленное Отечество: лакировка и избыточная лояльность оказываются нерентабельны, поскольку не предполагают развития; никакой ресурс, хоть гайдамаковский, хоть нефтяной, не может сделать страну — умной, а газету — спорной и непредсказуемой. Экономические катастрофы — неизбежная участь режимов, где нет, по выражению Сахарова, «самопознания и самообсуждения», зато господствует самоупоение. В общем, гладкость для прессы оказывается самоубийственна: власти она уже не нужна (ее интересуют только оппоненты), а читателю неинтересна. Примерно так же и с сырьевыми империями: свое население их не уважает, а чужое — тем более. Даже бояться не хочет.

Чем все закончится — пока неясно. Есть шанс, что газету перезапустят, уделив, как было обещано, больше внимания «спорту и моде». Надо бы еще и юмору, для полноты сходства. В некотором смысле Россия в этом направлении и эволюционирует. Но есть шанс, что «Московские новости» могут просто ликвидировать — наверное, потому, что никаких московских новостей уже нет. Все это уже, так сказать, старости, повторяющиеся бог весть по какому кругу.

И тогда проект будет закрыт, потому что ресурс его самообновления, кажется, исчерпался, а доверия к бренду больше нет ни на Западе, ни у нас.

Это я про газету или про страну?

24 декабря 2007 года 

№ 48(493), 24 декабря 2007 года

Вам — везде!

Тут недавно один западный журнал меня спросил: а может ли русский президент так же открыто крутить романы, как Николя Саркози? И когда уже кончится это русское ханжество? Вон же Франция — свободная страна, журналисты президента о свадьбе спрашивают!

И хотя я ужасно не люблю защищать Россию от упреков в недостатке свобод, потому что этот недостаток ощущается у нас ежесекундно, как примесь бензина в городском воздухе, — здесь я с полной уверенностью ответил: было у нас уже все это, ребята. Пройденный этап. Попробовали — не понравилось.

У Ивана Грозного было семь жен, из них две погибли от неизвестных болезней (вероятней всего, ядов), а остальных он бросил. И Петр наш Алексеевич в личной жизни воротил, что хотел, публично пьянствуя, казнив сына и женившись на невесте шведского драгуна. Екатерина Великая меняла фаворитов, очень мало заботясь о приличиях. Александр II, не скрываясь, жил в морганатическом браке с Екатериной Долгоруковой. О связи его внука Николая II с Матильдой Кшесинской толковал весь Петербург. То есть была, была у нас эта открытость, проистекавшая от глубокой уверенности начальства в том, что ему можно все. Как в известном анекдоте про Брежнева, посещающего одну из восточных республик и спрашивающего, где тут можно сходить в туалет. «Леонид Ильич! Вам — везде!»