Статьи об Илье Кабакове

Однако те же самые потоки космической энергии, которыми решил воспользоваться герой инсталляции, были ранее успешно использованы советской космонавтикой. Это была утопическая энергия, способная захватить технически отсталую страну и отправить ее в космос. В тогдашнем Советском Союзе космонавтика заняла центральное место в официальной пропаганде. Мало кто в стране удостаивался таких почестей и славы, как космонавты. После того как в 1961 году Юрий Гагарин совершил свой полет, советский человек с гордостью взирал на небо. Быть может, именно это чувство обеспечивало согласие в отношениях между советским государством и его населением. Ведь полеты в космос возродили утопию, в свое время породившую советскую власть. Советский человек вдруг снова ощутил родство между собственными мечтами и великой утопией коммунистического, глобального, космического общества – родство, которое, казалось, давно уже стало делом прошлого. Инсталляция Кабакова в первую очередь тематизирует это родство. Комната его героя сплошь оклеена советскими плакатами, выполненными в обычной официальной эстетике того времени. В той же эстетике написана картина друга героя, висящая рядом с плакатами. Она изображает коллективный экстаз, ликование, триумф, о котором, надо признать, втайне мечтает любой художник. Но ему недостаточно одних картин экстаза. Хочется самому испытать этот экстаз – хотя бы в одиночестве. И тогда художник – а речь ведь здесь, как и во всех других инсталляциях Кабакова, идет о художнике – выбирает полет в космос как единственную возможность соединения индивидуального и коллективного экстаза – в одиночестве и приватно реализовать коллективную мечту. Конечно, космонавт тоже одинок на своей орбите. Но он осознает себя воплощением коллективной мечты. А главное, он понимает, что достиг орбиты не своими собственными силами, а благодаря энергии этой коллективной мечты, современной метафорой которой является ракета, доставившая космонавта туда, где он теперь вращается в полном одиночестве.

То же самое происходит с художником. Он осуществляет полет в искусство не своими собственными силами. Как раз в момент полного одиночества он острее всего испытывает на себе действие анонимной, коллективной энергии. Можно сказать, что герой инсталляции Кабакова сумел вылететь из своей комнаты благодаря тому, что аккумулировал в себе энергию плакатов, воплотивших коллективную энергию советского народа, – тех самых плакатов, которые теперь в этой опустевшей комнате выглядят опустошенными и заброшенными. Если бы не коллективный, коммунистический экстаз, послуживший ему источником вдохновения и движущей силой, художник так и лежал бы себе на своей кровати. Его собственные ночные грезы были бы бессильны катапультировать его наверх.

Однако герой инсталляции апроприировал и канализировал эту энергию не так, как это делает настоящий космонавт. Ведь ни государство, ни общество не поручали ему воплотить собой коллективную мечту и отправиться в космос вместо всех остальных, чтобы репрезентировать общество в целом. Перед нами нелегитимный космонавт. Он апроприирует, приватизирует и использует в своих целях глобальную утопическую энергию, не имея на это социального заказа, соответствующих полномочий и необходимой подготовки. Его комната выглядит не как лаборатория гения, а, скорее, как место преступления. Здесь под покровом тьмы была похищена, приватизирована и использована для личного, одинокого экстаза мечта о глобальном, космическом, коммунистическом будущем.

Поэтому герою не досталась публичная слава. Его исчезновение осталось незамеченным обществом – и только немногие вспоминают о нем. Ему не суждено вернуться назад. Публичного воскресения не будет. Его полет оказывается побегом. Космонавт превращается в эмигранта. Но можно ли здесь действительно говорить о «злоупотреблении мечтой»? И да и нет, пожалуй. Следовало бы спросить, кем и когда именно впервые была предана космическая утопия. Можно не без оснований утверждать, что само советское общество, то есть социалистическое государство, несет вину за извращение утопии. Ведь развитие космонавтики в Советском Союзе, как известно, происходило в перспективе ее возможного военного применения. Кроме того, тема космонавтики постоянно эксплуатировалась пропагандой, а образы советских космонавтов, летающих вокруг земного шара, без конца транслировались масс-медиа, в то время как обычный советский гражданин не мог выехать за границы СССР без официального разрешения. Таким образом, государственный советский культ космонавтики может быть охарактеризован как злоупотребление космической утопией – утопией безграничного свободного передвижения. В идеологизированных ритуалах, парадах и торжествах, культивируемых советской властью, трудно узнать изначальную мечту о свободном полете, о невесомости, об экстазе, способном преодолеть силу гравитации.