Читаем Статьи об Илье Кабакове полностью

Художественный статус инсталляции часто оспаривается: задается вопрос, каков медиум этого вида искусства. Традиционные художественные медиа идентифицировались со специфическими носителями: холстом, камнем или фотопленкой. Однако медиальным носителем инсталляции служит само пространство, и это значит, среди прочего, что инсталляция отнюдь не является «нематериальной». Напротив, инсталляция насквозь материальна, поскольку она пространственна. Инсталляция обнаруживает материальность самой цивилизации, в которой мы живем, ведь она инсталлирует все то, что в нашей цивилизации лишь циркулирует. Тем самым она демонстрирует «железо» (hardware) цивилизации, которое в противном случае остается скрытым за поверхностью медиальной циркуляции. А кроме того, инсталляция демонстрирует художественный суверенитет в действии: именно этот суверенитет определяет и направляет стратегии отбора, лежащие в ее основе. Поэтому инсталляция вовсе не является отражением отношений между вещами, регулируемых, например, экономическими и прочими системами, – напротив, она предлагает возможность поставить эти системы (которые, как считается, действуют во «внешней» действительности) под вопрос путем эксплицитного внедрения субъективных систем и отношений.

Но в нашей цивилизации циркулируют не только вещи, изображения и знаки, но и люди – например, в качестве туристов, прохожих и посетителей выставок. В инсталляции «Где наше место?» Кабаков инсталлирует этих посетителей, размещая в ней неподвижные фигуры зрителей, погруженных в молчаливое, сосредоточенное созерцание картин. Эти фигуры воплощают традиционное желание всякого художника – желание, чтобы посетители выставки испытали потрясение от его работ и на неопределенно продолжительное время посвятили себя их самозабвенному и неподвижному созерцанию. Однако Кабаков представляет эту утопическую сцену совершенного созерцания как недостижимую: утопия тем и отличается, что для нее нет места (топоса) в нашем мире. Сцена совершенного созерцания может быть предметом мечты или фантазии, но она не может быть реализована и стать видимой извне. Мечта о таком созерцании принадлежит, по мнению Кабакова, к тем же эпохам, что и живопись. Современные зрители, которые хотят видеть не отдельную живописную картину, а фотосерию, не стоят на месте: они постоянно перемещаются, циркулируют в пространстве выставки, обходя погруженных в созерцание великанов. А следовательно, зрители сами оказываются объектами в пространстве инсталляции. Поскольку их фактическое поведение противопоставлено утопической сцене совершенного созерцания, это поведение также становится предметом рефлексии и начинает осознаваться посетителем выставки. Зритель превращается в реди-мейд, помещенный в контекст инсталляции. В этом состоит тонкая месть зрителю со стороны художника, который делает из него объект в пространстве своей работы. Но такая месть позволяет зрителю самому получить от нее удовольствие.

<p>Нелегитимный космонавт</p>

Чтобы дождаться наступления царства утопии, нужно, как известно, запастись терпением, ведь реализация утопического проекта – медленный общественный процесс, требующий коллективных усилий многих поколений. Но некоторых это не устраивает – например, героя инсталляции Ильи Кабакова «Человек, который улетел в космос из своей квартиры». Он не захотел дожидаться осуществления утопии вместе со всем обществом, он решил отправиться в нее немедленно: совершить полет в космос, оторваться от своего места, от своего топоса, стать утопическим, парить в невесомости и в космической бесконечности. С этой целью он соорудил аппарат, который катапультировал его в космическое пространство прямо из кровати. По всей видимости, эксперимент удался – кабаковская инсталляция показывает пустую комнату, в которой раньше жил этот человек. Стены комнаты оклеены советскими плакатами, призванными внушать исторический оптимизм. Еще мы видим кровать и остатки катапульты, а также несколько чертежей, иллюстрирующих ее устройство и функционирование. В одном месте – прямо над кроватью – потолок комнаты пробит. Сквозь эту дыру герой инсталляции улетел в космическое пространство. В комнату нельзя войти, можно только разглядывать ее снаружи – из своего рода небольшой прихожей. На стенах этой прихожей размещены тексты, описывающие это событие с точки зрения знакомых и соседей героя.

30. Илья Кабаков. Инсталляция «Человек, улетевший в космос из своей комнаты». 1985. Собрание Центра Жоржа Помпиду. Париж. Фото: Д. Джеймс Ди. Архив И. и Э. Кабаковых

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука