Статьи, выступления, письма

Индивидуализм как таковой, как изолированное деяние личности, ощущающей себя одинокой в своей социальной среде, должен исчезнуть на Кубе. Завтра индивидуализм должен заключаться в полной самоотдаче личности—всей личности—в пользу общего блага, коллектива. Но даже сегодня, когда это в принципе осознаётся, когда понимаются все эти вещи, о которых я говорю, и хотя сейчас все готовы думать немного о настоящем и о прошлом, и о том, каким должно быть будущее,—для того, чтобы изменилось привычное мышление, нужно ещё пройти через глубокие внутренние сдвиги и стать свидетелем глубоких сдвигов внешних, особенно социальных. Последние происходят на Кубе каждый день. Один из способов понять и узнать нашу революцию, научиться распознавать силы, таящиеся в народе Кубы, столько лет дремавшие в нём,—это проехать через всю Кубу, побывать в разных её уголках, посетить существующие и возникающие кооперативы и рабочие центры.

И способ добраться до самой сердцевины проблемы здравоохранения в нашей стране—это не только посетить, не только посмотреть, но и познакомиться с людьми, которые живут и работают в кооперативах и на предприятиях. Выяснить там, какими болезнями они болеют, от чего страдают, в какой бедности и нищете они жили долгие годы, каково вековое наследие репрессий и тотального подчинения.

Иными словами, врач, медицинский работник должен двинуться к тому, что является сегодня центральным объектом его новой работы,—к человеку, живущему в массах, к человеку внутри коллектива.

Всегда, что бы ни происходило в мире, врач, будучи так близко к пациенту, зная столько о глубинах его души, разделяя с ним его боль—и смягчая её,—выполняет очень важную и очень ответственную задачу социального характера.

Недавно, несколько месяцев назад, здесь, в Гаване, группа уже отучившихся студентов, только что закончивших обучение на вра-

1161 выступление на открытии курсов идеологического воспитания

чей, не захотела ехать в сельскую местность, требуя за это дополнительное вознаграждение. И если посмотреть на это с точки зрения прошлого, случившееся абсолютно логично; по крайней мере мне кажется, что я это отлично понимаю...

Просто мне показалось, что я стою перед зеркалом воспоминаний о том, кем я был и о чём думал несколько лет назад. Снова тот же образ «бунтующего гладиатора», одинокого борца, который стремится обеспечить себе лучшее будущее, лучшие условия, набить себе цену, используя возникшую в нём нужду. Но что случилось бы, если бы на месте этих молодых людей, чьи семьи смогли оплатить большинству из них все эти годы обучения, оказались бы другие люди, которые не имели таких возможностей и лишь сегодня начали постигать свою будущую профессию? Что произошло бы, если бы вместо них двести или триста крестьян появились бы, скажем, по мановению волшебной палочки из университетских аудиторий?

А случилось бы просто то, что крестьяне эти немедленно и со всем энтузиазмом бросились бы помогать своим братьям. Они просили бы самые ответственные участки и с наибольшим количеством работы для того, чтобы показать, что годы учебы, которые им были даны, не прошли впустую. Случилось бы то, что произойдёт через шесть или семь лет, когда новые студенты, дети рабочего класса или дети крестьян, получат свои дипломы профессионалов разных специальностей. (Аплодисменты).

Но мы не должны смотреть на будущее с позиций социального фатализма, разделяя людей на детей рабочих и крестьян—с одной стороны, и на непременных контрреволюционеров—с другой. Потому, что это упрощённый подход, и это неверно ещё и потому, что ничто не просветит честного человека лучше, чем его жизнь в среде революции. (Аплодисменты). Потому, что никто из нас не был в прошлом рабочим или крестьянином, никто из первой группы, прибывшей на «Гранме», укрепившейся в горах Сьерра-Маэстры и научившейся уважать крестьянина и рабочего, живя с ними бок о бок. Конечно, были среди нас и те, кто должны были работать, кто знал с детства нужду. Но голод, то, что называется настоящим голодом, никому из нас знаком не был, а узнали мы его в горах Сьерра-Маэстры, испытывая его время от времени в течение двух долгих лет. И вот тогда многие вещи стали для нас куда более ясными.

Мы, которые вначале сурово наказывали тех, кто притрагивался к чужому имуществу—даже если оно принадлежало богатым

1171август 1960 года . .гп.н;. п.