Статья 119 (СИ)

— Дети! Амир! Сорайя! Я тоже рад, что мы увиделись, но ведь скоро время салят, а вы еще не в молельной комнате… Что скажут ваши отцы, если узнают об этом?.. А вот и Момо!

Глаза Фазза заблестели в ожидании близкого спасения, когда он, преодолевая сопротивление детей, поднял голову, с которой неугомонные дети тут же стащили повязанную на бедуинский манер, без игаля, гутру, и увидел входящих в гостиную приятелей.

— Ваше Высочество, доброе утро, — поздоровался Мухаммад.

— Приветствую вас, Саму аль-Эмир, да благословит Аллах вас и вашу семью, — склонил голову Омар.

— Ребята, привет! — отозвался Фазза. — Помогите лучше утихомирить моих малышей!

К счастью в этот момент из двери в противоположном конце комнаты появилась одетая в абайю и нихаб няня. Она тут же принялась довольно строго отчитывать детей за непослушание. Ее слова оказались действеннее просьб принца, а вид был не в пример более грозным. Даже ребенку было понятно, что настроена эта женщина решительно.

Малышня проворно скатилась со спины Фазза и выстроилась перед няней в ряд, после чего каждый из детей получил наставление.

— Рад тебя видеть, Омар! — поднимаясь на ноги, приветствовал Фазза.

— Ваше Высочество, — улыбался польщенный вниманием Омар. — Я тоже рад увидеться. Ведь ваша занятость не позволяет нам встречаться слишком часто, а для меня это всегда большая радость…

Расцеловав его согласно приветственному этикету, Фазза удивленно и обиженно распахнул бездонные косульи глаза в густых длиннющих ресницах и уставился на обоих приятелей:

— Ну вы что, ребят? Что за комедия? Вы обиделись на меня, что зовете Высочеством?

— Да нет же, — поспешил успокоить его Мухаммад, подставляя щеку для поцелуя. — Просто здесь посторонние и дети, — он покосился на уводимых няней прочь детей.

— Это дети моего отца и моей старшей сестры. Они прекрасно знают, как все меня называют, — проговорил Фазза, потянувшись к его щеке.

— Тебя зовут Хамдан! — крикнул на всю комнату задержавшийся в дверях малыш и тут же был подхвачен за руку расторопной няней.

Фазза залился румянцем, смущенно улыбнулся и опустил взгляд, комкая в руках и без того измятый платок-гутру.

— Где твои гости, которых ты мне обещал? — осведомился Мухаммад.

— Должны прибыть с минуты на минуту, — улыбнулся Фазза, обратив внимание на внешний вид и одежду собеседника. — У тебя есть, во что переодеться?

— Найдется. Мы заехали по дороге к моему отцу.

— Тогда можешь начинать переодеваться, — снова улыбнулся Хамдан.

Взгляд его выразительных глаз, казалось, проникает в самую душу. Если Омар очаровывал всех, кто его видел, красотой и гармоничностью всего облика в целом и мог показаться совершенством мужской красоты, то слегка лопоухий и большеносый Хамдан ибн Мухаммад бин Рашид аль-Мактум мог свести с ума любую женщину одним лишь взглядом своих огромных редкостной красоты и выразительности темно-карих глаз. Улыбка у него тоже была замечательная — белозубая и полная обаяния.

На женщин, как казалось Мухаммаду, все это должно было оказывать завораживающее действие. А ему самому было легко и приятно находиться в компании обаятельного, добросердечного и непосредственного принца Хамдана, прозванного друзьями и родней «Фазза», за любовь к быстрой езде, феноменальную работоспособность и неугомонную энергию жизни, бившую через край в этом простом, улыбчивом парне, нисколько не подверженном порокам, порождаемым высоким положением.

— Ох, — осмотрев свое измятое детьми одеяние, всплеснул руками Фазза. — Мне тоже переодеться надо! Уже и салят зухр к концу идет…

Он посмотрел поочередно на приятелей, ни один из которых не выглядел, как собирающийся стать на молитву.

— Может, пока кофе выпейте?

— Я бы не отказался от кофе, — все еще смущаясь, отвечал Омар.

— Пусть несут, — кивнул Мухаммад. — А я пока прямо здесь переоденусь.

И он расчехлил выданные помощником отца вещи, начав стягивать с себя майку. Фазза подлетел к двери и крикнул кому-то:

— Пожалуйста, принесите кофе моим гостям! — и обращаясь к приятелям: — Ребят, я быстро!

Выкрикнув это, Хамдан исчез за дверью, оставив Омара в одиночку любоваться прелестями полуголого Мухаммада, который, впрочем, старался не тратить много времени на смену одежд, и когда принесли кофе, был уже полностью одет в национальное платье родовитых эмиратцев.

Его наряд состоял из шелкового белого нижнего белья — фанилы и подобия коротких шорт-вузар, белоснежной кандуры до пят, черных кожаных сандалий, вязаной шапочки-гафии, поверх которой его голову покрывал белый гутра в мелкую красную клетку. На платок Мухаммад водрузил двойной игаль из конского волоса, а у ворота повязал сравнимый с европейским галстуком керкушу — белую плетеную косичку-украшение, полагавшуюся старшим сыновьям семейств.