Статский советник Евграф Тулин [сборник]

Вошёл молодой парень в хорошей одежде и сосредоточившись начал петь тонким голосом кастрата:

«Загорюнился без отца, царь без веры и креста!

Подошёл к нему братушка, белый, белый голубушка.

Он не умер ведь, а жив, во Иркутске всё блажит.

Сорок лет в страдах он жил, очень много он тужил.

Царь сердцем встрепенулся, на отца он ужаснулся.

И заплакал, затужил, всё собранье нарушил.

Послал скорого гонца, отыскать свого отца.

Скоро это сотворил, отцу двери растворил.

Он вошёл со бурным бухом, а сам гордо говорил:

«Сотвори мою ты волю. Я имею власть теперь.

Отдам скипетр и венец, коль ты мне родной отец».

А наш батюшка-искупитель, проглаголал с высоты:

«Ты послушай молодец, что греху я не отец.

Я затем сошёл с небес, разорить грехи в конец.

Чистоту буду любить, хочу грех весь я, погубить»».

Последнее четверостишие присутствующие за столом пропели вместе с певцом. Встав и положив руки на плечи друг друга. Пропели трижды, тонкими фальцетами, раскачиваясь из стороны в сторону. Затем певец продолжил:

«Тут царь жёстко осерчал, забыл первый свой начал.

Затворил он крепко двери, сильно, грубо закричал:

«Не хочу быть в твоей вере, а за этот, за смешок,

А пошлю-ка я тебя в каменный мешок.

Батюшка-искупитель, кротким гласом повестил:

«Я бы тебя простил, воротись ко мне ты Павел,

Я бы жизнь твою исправил.

Царь гордо и надменно отвечал: «Божество в тебе,

я не замечал. Лучше бы ты промолчал».

Не стал слушать и ушёл, да покоя не нашёл.

Наш батюшка, своим сердцем, горестно воздохнул.

Правой рученькой вокруг себя махнул:

«О земная клеветина! Вечером твоя кончина!

Изберу себе слугу, царя-бога на кругу!

И отдам земную царску справу, кроткому царю.

Я  тронами и дворцами Александра благословлю.

будет верно управлять, властям воли не давать!»»

Последнее четверостишье, опять подхватили гости, и вновь, встав, вместе пропели три раза. Затем степенно простившись с хозяином, убыли в дорогие московские гостиницы, чтобы отдохнув, с утра убыть по домам: Ярославскую, Владимирскую, Рязанскую, Орловскую, Калужскую, Тульскую и другие губернии. В гостеприимстве и экономии денег они не нуждались, все были очень богатыми людьми. Одними из самых богатых в государстве. Остался только один гость. Хозяин проводил всех, поцеловал на прощание, обнял. Гости грузно и медленно закинули тучные, обрюзгшие тела в экипажи. Безбородые кучера с провисшими щеками, бодро заскочили на козлы. Не мешая друг другу, получив приказ от клиентов, сидящих в экипажах, начали разъезжаться по улицам Москвы. Хозяин, проводив их, вернулся в столовую.

– Давай, братушка, поговорим по душам. Всё ли получилось, что обсуждали раньше? – уточнил Артемий Афанасьевич.

– Всё получилось, удачно всё. Бумаги у меня. Поможем нашим братьям в изгнаниях и искупителей наших вытащим из ссылки. А многих и из тюрем удастся освободить. Деньги тоже готовы. Кому передать? – уточнил оставшийся гость.

– Посмотрим, как воспользоваться. Прямой шантаж правительства не применить никак. Много больше врагов наших, чем друзей. Но аккуратно попробуем. А если не получится, то передай вместе с деньгами все эти бумаги курьеру от братьев из Румынии. Там сейчас самая активная борьба разворачивается. Глядишь, и придет из этой страны огненное крещение на всю нашу державу.

– Хорошо, так и сделаю. А что, уже известно, когда Верховного Кормчего выбирать будут? – уточнил гость.

– Зачем тебе беспокоиться об этом, живи спокойно. Может, сам желаешь стать Главным Кормчим? – подозрительно уточнил Непогодин.

– Куда уж мне. Рылом не вышел.

– Оставайся на ночлег, у меня всё готово, – предложил хозяин дома.