Статский советник по делам обольщения

– С этим делом пока все, – продолжала Амалия, – а теперь поговорим по поводу дела Риттера. Я собираюсь побеседовать с Ниной Николаевной Поповой, а также с Соней Басаргиной и ее братом Володей. Лучше всего было бы, конечно, начать со слуги Пауля, потому что ему наверняка известно об убитом больше всех, но в данных обстоятельствах нечего даже надеяться на его откровенность, так что бывшая любовница и знакомые – тоже неплохо.

– А вам не кажется, что коль скоро речь идет о провокации, бесполезно пытаться разговорить знакомых жертвы? – быстро спросил Ломов.

– Нам все равно придется с чего-то начать, – пожала плечами баронесса Корф. – Потому что я не могу сидеть сложа руки и ждать, когда Карл фон Лиденхоф найдет убийцу.

– Вы ему не доверяете?

– Ни капли.

– Должен сознаться, сударыня, что и я тоже, но в таком деле, когда убит его близкий родственник, с которым он дружил и которого рекомендовал на службу, он горы свернет.

– Не свернет, – холодно сказала Амалия, – если князь, к примеру, прикажет ему замять это дело.

– Хм, – протянул Ломов, – Карл фон Лиденхоф – тот еще мерзавец, и по-хорошему его давно бы следовало замочить, но когда речь идет о Риттере, на компромиссы он не пойдет. Он очень сентиментален во всем, что связано с семьей, и я знаю, что однажды он сделал пешком крюк в десять верст, чтобы принести заболевшей матери какие-то цветы, которые она любила.

– Сергей Васильевич, – терпеливо промолвила Амалия, – если князь Гарденберг решит любой ценой выставить нас виновными, а Карл фон Лиденхоф откажется ему подчиняться, князь просто напишет куда надо коротенькую записочку, и на следующий же день наш сентиментальный немец получит приказ перебраться на новое место работы – в Вену, Париж или вообще Буэнос-Айрес… Дядя, вы куда-то торопитесь? – спросила она, заметив, что Казимир то и дело поглядывает на часы.

– Да, я обещал кое-кому быть на катке, – туманно ответил дядюшка.

– Синьоре Кассини?

– Это секрет, – спокойно ответил Казимир, в чьи планы вовсе не входило уточнять, что он обещал Марии Фелис научить ее кататься на коньках.

– Разумеется, у меня и в мыслях нет вас задерживать, – сказала Амалия. – Да, то, о чем Карл фон Лиденхоф говорил с вами, и то, что мы с Сергеем Васильевичем здесь обсуждали…

– Я помню, помню, – кивнул дядюшка. – Тайна за семью печатями, скрытая в глубине моего сердца.

– При чем тут сердце? – проворчала Амалия.

– Наверное, потому, что говорить о тайне, скрытой в глубинах мозга, не так интересно, – тотчас же нашелся Казимирчик. Он отвесил лжемайору церемонный поклон и скрылся за дверью.

– Иногда ваш дядя меня озадачивает, – рискнул Сергей Васильевич признаться Амалии после того, как благородный шляхтич удалился. – Но чем дальше, тем больше я склоняюсь к мысли, что с таким родственником не пропадешь.

Амалия как-то неопределенно хмыкнула и заговорила со своим коллегой о Нине Поповой, которую знала весьма поверхностно, и о молодых Басаргиных, которых знала еще меньше. Она хотела уяснить себе, как лучше всего будет выстроить разговор с каждым из свидетелей.

На следующий день Амалия нанесла визит госпоже Поповой, которая была известна в свете своей любовью к желтому цвету. Гостиная, куда горничная пригласила Амалию, была обставлена мебелью, обитой желтым шелком, в клетке щебетала желтенькая канарейка, и даже картина на стене была подобрана в соответствующих тонах – натюрморт с ломтем дыни и букетом одуванчиков в светлой вазе.