Оба взгляда основываются на восприятии больного тела как отчужденного и, при всей своей противоположности, связаны: коль скоро болезнь не зависит напрямую от воли заболевшего, коль скоро она представляет собой нечто внешнее по отношению к нему, коль скоро она не субъективна, а
Все это делает возможной самую радикальную форму обращения с медицинским документом — когда на нем замыкаются помыслы больного, когда документ начинает восприниматься как самостоятельное и самодостаточное средство исцеления.
Такова, скажем, весьма популярная сегодня, в условиях развитой коммерческой индустрии медицинских обследований, психологическая игра «сдать анализы и успокоиться» — потенциально бесконечная, поскольку успокоиться, как правило, не получается. Как-то у кабинета магнитно-резонансной томографии я попыталась придержать дверь перед человеком, явно измученным тяжелыми физическими страданиями, — движения причиняли ему невыносимую боль, он практически не мог ходить, перемещался прыжками, опираясь о стены, не выпуская, впрочем, из рук увесистую кипу бумаг. После того как попытка помощи была гневно отвергнута, а сам больной с душераздирающими стонами удалился, выяснилось (регистратор в приемной в ответ на наши сочувственные комментарии решилась нарушить правила медицинской этики): он страдает крайне запущенным ишиасом, вот уже несколько месяцев предпочитая МРТ, УЗИ, рентген и прочие обследования обычной консультации врача. Единственный позитивный результат избранной стратегии — пачка документов, заменяющая этому пациенту врачебную (и, видимо, вообще любую) помощь. В подобных крайних проявлениях документы фактически становятся способом вовсе вытеснить собственное больное тело из актуальной реальности, обойтись без него, сделать предметом внимания и объектом медицинских воздействий его бумажную тень, разрастающуюся уже до угрожающих размеров.
Но тогда неразборчивый врачебный почерк и второпях заполненные медицинские карты могут показаться всего лишь проявлением небрежного отношения к документации — возможно, отчасти оправданного. Не случайно фраза «мы не лечим анализы» имеет хождение у наиболее профессиональных медиков, умеющих коммуницировать с телом больного без посредников, опираться на необходимую информацию, однако действовать неформально и, по необходимости, непредсказуемо — не в обход документа, но «по другую сторону», на тех уровнях, где болезнь демонстрирует свою несоциальную природу, где она не равна отступлению от культурной нормы. Где она предоставляет больному возможность встречи с собой, для которой не нужны документы.
Светокопии и оригиналы:
право собственности как иллюзия
Практика — не столько критерий истины, сколько солевая среда, в которой эта истина кристаллизуется.
Россия — страна документов. Известная вульгарная мудрость относительно бумажки и букашки не отражает всей полноты картины — для перехода из статуса букашки в статус человека одной бумажки мало. Российский гражданин на протяжении своей чрезмерно запротоколированной жизни заполняет больше анкет, чем любое живое существо в мире. Количество документов, необходимое для совершения каждой официальной трансакции, превосходит все, что способно вообразить самое смелое воображение, и приносит нашей бедной родине дурную всемирную славу. Рождение и смерть, брак и наследство, получение образования и поступление на работу, регистрация предприятия и права собственности, лицензирование почти любой оплачиваемой деятельности — все это производит океаны бумаг, подтверждающих, дополняющих и дублирующих друг друга.