Сегодня мы несоизмеримо лучше обеспечены всем, что нужно для стремления к совершенству. К концу XIX века продолжительность и качество жизни выросли, уровни нищеты и детской смертности снизились; угроза голода, всегда преследовавшая человечество, отступила. Упорное накопление полезных знаний привело к ошеломляющим инновациям в технологиях, медицине и науке. Благодаря знаниям о здоровье и процветании мы смогли найти дорогу прочь из ада. На протяжении всей истории человека вплоть до индустриальной революции продолжительность жизни во всем мире колебалась вокруг 30-летнего возраста. С тех пор это число выросло более чем до 70, а в развитых странах превысило 80 лет. Научные открытия спасли жизни миллиардов: хлорирование воды – 177 миллионов, искоренение оспы – 131 миллион, вакцина от кори – 120 миллионов, контроль распространения инфекционных заболеваний спас сотни миллионов детских жизней с 1990 года. В 2021 году вакцины от коронавируса начали спасать весь мир. Мы также питаемся гораздо лучше, чем когда-либо. В 1947 году недоедало больше половины населения планеты, сейчас этот показатель составляет 13 % для развивающихся стран и менее 5 % для развитых. А еще мы стали богаче. В 1800 году 95 % людей жили в нищете. С 1990 по 2018 год этот показатель упал с почти 1,9 миллиарда до приблизительно 650 миллионов.
Историю делают не отдельные личности, а группы. Эти группы представляют статусные игры. Данные и история человечества четко говорят об одном и том же. Если мы хотим помогать другим и улучшать этот мир, мы должны играть в игру успеха.
25. Неолиберальное «я»
Итак, мы добрались до наших дней. В XXI веке мы всё те же, кем были всегда, – высшие приматы в погоне за связью и статусом в мире совместных галлюцинаций. Современное западное «я» – странное, беспокойное, голодное существо. Продукт рыночной экономики, зацикленной на успехе. И хотя мы никогда не перестаем играть в игры доминирования и добродетели, наши общества подчеркнуто внимательны к компетентности и успеху отдельного человека. Мы получаем баллы на протяжении всей жизни внутри высокоформализованных и часто предполагающих точные оценки игр в школу, вуз и работу. На улице, в офисе, в социальных сетях мы сигнализируем о своих достижениях внешним видом, демонстрацией имущества и стилем жизни. Мы зациклены на себе, потому что с детства учились играть в эту игру.
Будучи индивидуалистами, мы всегда были более или менее сосредоточены на себе. Но в прошлом, XX веке это перешло в режим обострившейся одержимости собой. После депрессии и мировых войн экономику США и Великобритании стали сильнее контролировать нацеленные на достижение общего блага правительства этих стран. Это было время, когда ужесточилось регулирование банковской деятельности и бизнеса, повысились налоговые ставки (в 1940-х и 1950-х в Америке налоговая нагрузка достигла пика – 90 %), расцвело профсоюзное движение, а федеральные власти выступали с такими предложениями, как Новый курс, Закон о социальном страховании, минимальная заработная плата и регулярные выплаты нуждающимся слоям населения. Одновременно американские и британские игроки проявляли все больший коллективизм: на смену «человеку корпоративному» 1950-х, облаченному в деловой костюм и живущему в пригороде, приходят обладающие коллективистским сознанием хиппи с их антиконсьюмеристскими ценностями. И, как всегда, внутри нас идет великая игра, ее правила и символы вшиты в наши игровые «движки», мы видим ее иллюзии и проживаем ее версию себя.
Но в 1980-х игра снова изменилась. В предыдущем десятилетии начался упадок западной экономики. Надо было искать новые пути игры. Лидеры Великобритании и США Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган решили сделать игру куда конкурентнее, чем прежде. В 1981 году Тэтчер заявила журналистам: «Политика последних 30 лет больше всего раздражает меня тем, что она всегда направлена в сторону коллективистского общества». Правительства Тэтчер и Рейгана незамедлительно и жестоко напали на старые, ориентированные в большей степени на добродетель правила игры. Они выступили против политики протекционизма, снизили налоги, отказались от централизованного регулирования банков и бизнеса, приватизировали национальные активы, лишили полномочий профсоюзы и ограничили права работников. В эти новые времена за все что можно стали отвечать не политики, а рынок. Такая «неолиберальная» игра была свободнее, менее скованной правилами и больше подходила индивидуалистам. Для победы необходимо было снова перекодировать наши «движки». Чтобы сходиться с другими и обходить их, мы должны были стать конкурентоспособными, сфокусированными на себе материалистами.