Статус: все сложно

Мы идем против этого потока. Я знаю, что Глеб целенаправленно меня куда-то ведет.

И так доходим до небольшой площади. Две-три палатки, где местные фермеры и аграрии привезли свой товар. А позади них широкая и высокая лестница. С нее, должно быть, открывается замечательный вид и на ту площадь, и на часть старого города.

– Вот здесь я купил один кулон. – Он показывает на одну из палаток. Ее не сразу можно заметить, она скрыта.

– У тебя был кулон?

– Да, представляешь? Я его даже носил.

– И что это было?

– Есть идеи?

Встаю впереди него, преграждая путь. На глазах у Глеба солнечный очки, и в его темных глазах не смогу прочитать ответы. Уверена, я бы их там нашла. Вижу только наглую улыбку. Потому что он уверен, что я не справлюсь.

Делаю два шага назад, а Глеб остается на месте. Просто разводит руки в стороны.

– Я думаю, это был символ чего-то. Может быть, что-то кельтское. Трикветр (прим. автора: символ в форме треугольника, контур которого выполнен из переплетающихся между собой линий). Сделанный из серебра, на кожаном ремешке. Да?

– Японский иероглиф. Он означал скорость, – Глеб только шире улыбнулся.

– Блин, я не подумала. Давай переиграем?

– Ну нет. Ты уже знаешь ответ.

Глеб подходит ближе, солнечные очки снимает. Теперь темные воронки стали теплыми. В них нежность, она обтекаемая и почти ручная. Я могу протянуть руку и коснуться ее. Чувствую ее.

Своей рукой я хочу снять все его тревоги и переживания, пусть все, что тревожит, смоется морем, а обратная волна никогда больше не принесет.

Глеб касается моих губ слегка, практически невесомо. Он как взмах крыла бабочки. Может быть, это атмосфера города, что хочется романтики. Хочется кружиться, смеяться, касаться друг другу. Здесь нет места бешеной страсти и животным потребностям. Этот поцелуй лишь соединение губ. У Глеба они сейчас мягкие. Даже не хочется открываться. Он захватывает мою нижнюю губы и слегка посасывает, а ноги в момент становятся ватными. Я хватаюсь за плечи, нужна опора. Это снова он – Глеб. Моя опора снова Глеб. Мне бы бежать от этого, что история снова повторяется, я снова тону в нем, растворяюсь и теряю себя, но не могу, уже не могу. Поцелуй – начало большего, но он не спешит. Просто пробует меня.

– Ванильное мороженое с ароматом шоколада, что может быть лучше?

– Нравится?

– Еще как!

А потом снова поцелуй. Он чуть дольше и чуть откровеннее. Нас загораживают только поля моей шляпы. Я слегка придерживаю ее, когда Глеб наклоняет меня. Кадр из фильма, когда героиня безумно влюблена в своего парня. Они стоят на возвышении, внизу постоянно кто-то ходит, но они не обращают на них никакого внимание. Как мы сейчас.

– Что было дальше? – облизываю свои губы, вкус ванили ощущается отчетливей. Теперь это моя самая любимая сладость.

– Дальше… я просто гулял. Выходил за ворота с другой стороны и шел вдоль берега. Пойдем, – Глеб снова берет меня за руку и ведет уже в другую сторону.

Мы проходим мимо ресторанов, магазинчиков, палаток с мороженым, тут даже сахарная вата есть. Глеб остановился на секунду и вопросительно посмотрел на меня. Я только отрицательно помотала головой. Хочу за ним, куда бы он меня не вел. Даже если впереди непроходимые джунгли, смертельные пустыни, снежные равнины. В этой мысли я теперь настолько уверена, что мне становится страшно. Получается, та Мила никуда не делась? Она по-прежнему любит его? Любит жадно и безответно, когда при мысли, что ему может быть плохо, скручивает от дикой боли. А если радостно, то крылья позади меня раскрываются, и я готова взлететь до небес, даже если после первого взмаха еще слабых крыльев я упаду и разобьюсь.

Я вырываю руку и останавливаюсь. Понимание этого оглушает и бьет наотмашь.

– Ты чего, балеринка?

– Глеб… ты вспоминал меня? Хоть иногда?

Он остановился. Резко. Люди огибают нас, и мы для них словно незаметные мошки. Но мы так и стоим. Между нами не больше метра.

– Вспоминал.

– Часто?

– Да.

– Как это было?

– Бл*дство, балеринка, – он сжимает голову руками. Взгляд мечется, но ни разу не останавливается на мне.

– Скажи, прошу, – голос срывается, скатывается на противное и мерзкое шипение. Жалкие ноты, сама я жалкая, требую какие-то объяснения, ответы.

– Я приходил домой, где меня ждала Рита. Она готовила ужин. Еще в дверях целовала меня, обнимала, говорила, что рада мне. На столе пара блюд, в доме чистота и порядок. Все идеально. Мне хорошо и спокойно, так, как я того и хотел. После того, что я видел и что пережил, мне хотелось моей равнины. Но, сука, закрывал глаза и передо мной была ты. Ты!

В Париже я искал тебя глазами. Эта поездка была моим подарком Рите. Она долго ждала этого, собиралась, все уши мне прожужжала, как счастлива, как рада. Я ходил по улицам и вглядывался в каждую! Вдруг, это ты! ТЫ, бл*ть! Это хотела услышать? – Глеб дышит часто, каждое слово выплевывал. Они словно стрелы пронзали, но не проходили насквозь. Так и оставались в моем теле. А боль от ядовитых наконечников выходила с моими слезами.

– Поцелуй меня!