Статус: все сложно

Меня начинает тошнить. Те дни в свое время дали мне очень многое. Надежду, что все еще будет хорошо. И Ник сыграл не последнюю роль в этом. Но почему-то после дней, проведенных с Глебом, прошлые встречи с Никитой не то что меркнут, они как нечто инородное и дикое. Не мое, но от него уже не открестишься.

– Ник, я не думаю, что наши встречи что-то дадут. Я, – хочу признаться, что теперь я с Глебом. Снова. Будто ничего и не менялось. Но не могу. Противный червячок сомнения грызет.

– Значит, снова с ним?

Динамик у телефона громкий и у нашего разговора с Ником, который должен был стать приватным, есть любопытные слушатели. Мне бы уйти в комнату, закрыться. Но я глупо сижу на стуле, уставилась на девчонок и разговариваю с ним.

И все ждут ответа на этот вопрос. В том числе и я.

– Извини, Ник. Мне пора идти.

– Стой! Если тебе потребуется помощь, ты можешь всегда ко мне обратиться.

Понимаю, что теперь ни за что и никогда. Но соглашаюсь, и на этом разговор официально закончен. Выдыхаю и отбрасываю от себя телефон, словно это он виноват в этом разговоре, который еще больше запустил ворох моих мыслей. Кружат и кружат. И вместо спокойной и счастливой Милы сидит теперь на кухне взвинченная и растерянная девочка.

Где моя опора?

Девчонки уходят поздно вечером. А я забираюсь под одеяло и накрываюсь с головой. Настроение пропало, словно его стерли ластиком. Даже не осталось и следа.

Телефон зажат в руке. Свет от экрана слепит глаза, до рези и соленых слез. Или я просто даю им волю.

Набираю сообщение тому, кого хотела бы видеть сейчас с собой. Моя опора сейчас не рядом, а хочется уткнуться ему в плечо, чтобы погладил по голове и сказал нежные слова, просто был бы рядом.

“Мне однажды приснилось, что я падаю в пропасть. Стою на краю, а кто-то невидимый меня толкает, и я падаю. Там высоко-высоко. И в этом смертельном полете я просыпаюсь”

Ответа нет ни через минуту, ни через пять, ни через полчаса. А через полный час с опухшими веками и глазами я проваливаюсь в сон. Пропасть не снится, как и падение.

А на утро, я поняла, какое именно “действие” хочу. Не только для Глеба. Этого хочу я.

Глава 37

Глеб.

– Нава, давай попробуем с тобой вдвоем погонять. По прямой. Найдем какой-нибудь участок дороги. Далеко за городом. Хочешь, в соседнюю область поедем, м? – Кир сидит у меня в кабинете, навис надо мной и снова пытается вывести меня на эту тему.

– Ты меня уже за*бал, Кир! Ты видел меня в прошлый раз? Тебе мало?

– Черт! Ну бред какой-то!

Меня сейчас волнует, поняла ли Мила? В аэропорту она попала точно в цель, выбила страйк, стрельнула в десятку. И свою слабость я ощутил отчетливо. Она та, кто преодолел травму, чтобы вновь оказаться на сцене, шла к своей мечте через боль. А я? Что я? Блюю как только начинаю кого-то обгонять на гонках? Вижу тот взрыв, стоит мне выжать газ по прямой на трассе? Прох*рил сам свою же мечту.

– Слушай, а может, к мозгоправу, а?

– Ерунду не говори, – вот бы Милка удивилась, если бы я попросил телефон ее Кречетова.

Отхожу к окну. Солнце слепит. Лето в городе обосновалось конкретно. Закрываю жалюзи и включаю кондей на полную мощность. Из-за воспоминаний снова начинает тошнить. Горечь на языке, а в носу запах гари и топлива.

– Покупатель на Феррари красную не нашелся?

– Нет, пока просто стоит, черт. Такая красавица.

– Ты же хотел ее брать?

– Передумал.

– Что? Уже не устраивает?

– Почему же? Я просто не настолько богатый как ты.

Ухмыляюсь. Наш салон спонсировал отец, свой Кайен я занял денег у него же. А что есть у меня? Наша с Милой хата, которая после развода отойдет ей? И все? Неправильный я мажор. Кажется, становлюсь обычным человеком.

Возникло какое-то непреодолимое желание напиться. Когда я в последний раз сидел в баре, а в руках был бокал с виски? Даже не помню.

Как-то мы сидели с Маратом после гонок. Час, два, да больше. Рассказывали друг другу какую-то х*рню и ржали.

– Кир, а ты давно напивался?

– Не понял?

– В бар говорю давно ходил?

– Ну, – он уставился на меня, – было дело на неделе.

– Не хочешь пойти?

Странное чувство. Когда я первый раз его увидел, то возникла неприязнь. Приехал на своем МакЛарене, на понтах, и стал в момент всем другом. А теперь он пытается помочь мне с гонками, а я зову его выпить. Как однако интересно поворачивается наша жизнь.

– Черт, Глеб, я сегодня не могу. Давай завтра, а? – он даже повеселел, – хотя стой, завтра же… – осекается.

– Завтра что?

Он думает несколько секунд, трет виски.

– Завтра гонки, Глеб. Я хотел поехать.

В голове что-то лопается. А внутри холодеет. Черт, понимаю, что хочу с ним. Хочу снова ощутить скорость трассы и адреналин в крови.

– Понял.

– Нава!

Желание нажраться растет. Пока он будет давить на педаль газа, я буду дома зависать, возможно, читать какие-то документы. Тошнота снова в горле. На этот раз не от воспоминаний. А от себя. Насколько я слаб и жалок.

Беру телефон со стола и выхожу из кабинета. Кир пытается докричаться до меня, но слышать пока ничего не хочу.