Статус: все сложно

Она произнесла эти пять слов тихо, почти неслышно, но столько искренности было в них, что Алиса почувствовала, как в груди её царапается чувство, которому она не могла дать названия.

— Спасибо, Лен. Я тоже безумно рада, что всё так случилось.

— А что с Максом будешь делать? Он же приглашён?

— Конечно, приглашён. И ты будто мысли читаешь. Думаю об этом который день.

Алиса отправила смартфон к стопке журналов, тяжело вздохнула и призналась:

— Пока вообще не знаю, что будет, когда Макса увижу. Ну, в смысле, как оно всё пройдёт. Надеюсь, нормально.

— Ну, это понятно. Ситуация интересная, конечно.

— Не то слово.

— А Марк что об этом говорит?

— Это мы не обсуждали.

— Тогда и тему не заводи. Покер-фейс и все дела.

— Угу. Всё в прошлом уже.

— Именно. Всё в прошлом и там и должно оставаться.

Лена снова взяла один из каталогов и быстро пролистала его, скользя по страницам невидящим взглядом.

— Может, всё же хотя бы цвета слоновой кости, м?

— Нет! Только красное и ничего кроме. — Алиса улыбнулась, мысленно представляя себе платье, которое придумала сама для собственной свадьбы, и добавила: — Марк будет в восторге, я уверена.

— Он и так уже в восторге.

В их разговор вмешался Бен, приехавший на свадьбу в сопровождении отца не далее как сегодня утром и теперь замерший в дверях комнаты, где Алиса с Леной обсуждали грядущее торжество.

Алиса окинула будущего свёкра быстрым взглядом и поспешно отвела глаза, когда поняла, как именно он смотрит на Лену. У Беккеров, видимо, тяга к представительницам женской половины её семьи была в крови.

— Я пойду сделаю чаю, — кашлянув, проговорила она, поднимаясь с дивана. — А вы тут пока… можете обсудить мой странный вкус, касающийся свадебных дел.

Она почувствовала на себе испепеляющий взгляд Лены, но сделала вид, что не замечает его. Схватила смартфон и почти бегом добежала до выхода из комнаты.

— А подвязка тоже будет красная? — уточнил Бен, усаживающийся на место, которое она освободила.

— Конечно. — Алиса полуобернулась в дверях и добавила, снова увидев, как Беккер-старший смотрит на Лену: — Может, подговорите Марка, чтобы он бросил её точно вам в руки?

Маделин Хантер, стоя поодаль от толпы приглашенных, смотрела, как счастливые новобрачные машут собравшимся гостям последний раз, прежде, чем исчезнуть в глубинах снятой для свадебного торжества виллы, и пыталась понять, что чувствует в этот момент.

Она знала, что между ней и Марком, несмотря на его новый статус, ничего не изменится. Просто потому, что ничего особенного и не было. Да она на это и не претендовала. Такие, как Марк, не влюбляются в таких, как она. С такими, как она, можно пропустить вечерком по кружечке и без сожаления разойтись. Или, в лучшем случае, беззаботно поболтать, доверительно обсуждая других женщин, но не замечая ее саму. Марк был совершенно прав, когда говорил, что они друг другу не подходят. Она и сама это понимала, когда тянулась к нему во многом только потому, что видела родственное себе одиночество. Но теперь с этим было покончено. Она снова осталась одна, с осознанием собственной никчемности. Но чувства, что испытывала сейчас, тем не менее, были далеки от злобы или ревности. Скорее это было сожаление и капелька зависти. Сожаление от того, что больше не нужна Марку. Зависть от того, что счастье, озарявшее других, упорно проходило мимо нее.

Может быть, она зря привередничала, и ее бывшие дружки были не так уж плохи. Может быть, она хотела слишком многого. Но было так сложно заставить себя согласиться на что-то меньшее, когда видела воочию, как мужчина может любить женщину, по взглядам Марка, обращенным к Алисе.

И почему никто никогда не смотрел на нее так? Словно она — особенная. Словно единственная в целом мире.

Мэдди разжала пальцы, до боли вцепившиеся в нелепый маленький клатч, и оглядела свой наряд. Туфли на высокой шпильке, шелковистые чулки, длинное женственное платье… кому все это нужно? Это не сделает ее другой, не сделает ни для кого желаннее.

Она наклонилась и резким движением оборвала пышный подол, укоротив тем самым платье почти до бедер. Нелепый, ничего не дающий бунт, но она все же почувствовала краткое удовлетворение от этого безумного жеста. Потом сняла с ног туфли и, размахнувшись, выкинула себе за спину. Вот так. К черту это все!

Русское ругательство, смысл которого был достаточно ясен по тону, каким его произнесли, раздалось в непосредственной близости от нее, словно гром среди ясного неба, сообщив о двух весьма очевидных вещах разом. Первое: в этих розовых кустах она находится не одна. И второе: лучше поскорее уносить отсюда ноги, потому что обладатель голоса был, на беду Мэдди, ей знаком. И это весьма краткое, но бурное знакомство она прекрасно помнила и по сей день.

Не делая попытки извиниться за свой снайперский бросок, так как сильно подозревала, что это бесполезно и вообще чревато, Мэдди, не оборачиваясь, припустила, что было сил, в другую сторону, молясь о том, чтобы Макс Беккер, ввиду своей вратарской позиции, оказался не столь быстр, как привычная к спасению собственной шкуры журналистка.