Ставка больше, чем фильм. Советская разведка на экране и в жизни

В середине 90-х у Саввы Кулеша возникла безумная идея снять продолжение. Банионису и Быкову она пришлась по душе — а почему бы и в самом деле не сделать честный фильм о том, как страна живёт на собственных обломках? В новые времена Савушкин должен был разбогатеть, стать чуть ли не олигархом, а Ладейников, наоборот, остаться не у дел. Ну, чем мог бы заниматься человек с таким прошлым, да еще при тогдашнем отношении к советским спецслужбам. Замысел вырисовывался только в общих чертах. Как это часто бывает, всем троим трудно было выкроить время, чтобы всё обсудить и засесть за работу. Всё казалось — успеется. Но в августе 98-го грянул кризис, а в октябре не стало Ролана Быкова. Без него снимать картину не имело никакого смысла. «Мертвому сезону–2» не суждено было появиться на свет…

Один и без оружия

Где-то в Европе, в чистеньком и аккуратненьком курортном городке на берегу не слишком тёплого моря за вывеской добропорядочного фармацевтического центра притаилась лаборатория смерти. В её стенах нацистский палач доктор Хасс, ныне именующийся Борном, завершает дело своей жизни, начатое ещё в концлагерях Второй мировой. В микронных дозах изобретённый им газ R-H может тупицу превратить в гения. Если концентрацию увеличить, то гений становится даже не дебилом, хуже — животным, готовым безропотно исполнять любой приказ новых хозяев жизни. Ну, а если её ещё чуть-чуть увеличить, можно, как иезуитски выражается сей эскулап «выполоть с лица земли ненужные сорняки». Секрет универсального Wunderwaffe (чудо-оружия) и стал для него индульгенцией, позволившей избежать скамьи Нюрнбергского трибунала. И теперь доктор Хасс прикидывает, какой из заинтересованных сторон продать его подороже.

Титра с надписью «Основано на реальных событиях» в «Мёртвом сезоне» нет. События, показанные в картине, вымышлены, но обстоятельства — подлинны. Химические лаборатории, в недрах которых заботливо взращивается смертельная угроза для всего человечества существуют и поныне. И это уже не секрет даже тех, кто абсолютно далёк от политики. История, рассказанная в «Мёртвом сезоне», сегодня даже актуальней, чем в середине прошлого века — у хассов появилось немало наследников и правопреемников. Кое-кто уже тогда предвидел, к чему может привести погоня за подобным «чудо-оружием». Потому КГБ пошел на невозможный до той поры шаг — разрешил в качестве пролога к фильму записать выступление одного из тех, кто являлся реальным «коллегой» Ладейникова.

Идея дать перед началом картины слово прототипу главного героя Конону Молодому принадлежала сценаристу Владимиру Владимирову. Он мечтал об этом еще во время работы над первым вариантом сценария. Конон Трофимович был вторым консультантом картины и для всех непосвящённых проходил как полковник К. Т. Панфилов (так он будет указан и в титрах), взяв для псевдонима девичью фамилию жены Галины. Однако руководство Второго творческого объединения этому воспротивилось: «Мы считаем нецелесообразным проводить какую-либо параллель между литературным образом Ладейникова и реально существующей фигурой советского разведчика. Поэтому нам кажется невозможным начинать повествование с документальной сцены, в которой должен выступить полковник К.Г. (так в тексте — В.П.) Панфилов».

Владимир Петрович был человеком упрямым, от своих идей отказываться не любил. Когда начались съёмки, он снова попытался продавить идею с прологом, только уже от имени Рудольфа Абеля, главного консультанта картины (в титрах его указали как полковника В. М. Иванова). Киноначальство снова высказалось против: «С точки зрения главного управления (кинематографии — В.П.) такого рода эпизод может нанести серьёзный ущерб художественному восприятию картины — и вместе с тем наложит на автора серьезные дополнительные обязательства». Тогда упрямый сценарист, что называется, пошёл в обход. Он написал текст выступления, согласовал его на Лубянке и у первого заместителя председателя Госкино В. Е. Баскакова, и направил на студию с соответствующим пояснением: «Хочу обратить ваше внимание на то, что в этот текст уже нельзя вносить какие-либо поправки. впрочем, я полагаю, что вы и сами это прекрасно понимаете». Это был первый случай, когда советский разведчик-нелегал засветился на экране.