Допрос продолжался почти пять часов. Трусливый, слабовольный Зарванцев, стараясь чистосердечным раскаянием облегчить свою участь, не щадил ни себя, ни других. Поначалу он долго, с ненужными подробностями рассказывал биографию, затем стал жаловаться, как дурно влиял на него живущий не по средствам дядя и как в конце концов он сам соблазнился "шальными заработками".
- Что больше давало дохода - спекуляция книгами или "протекции"? спросила Маковкина.
- "Протекции" - дело сезонное, а на книгах Реваз зарабатывал круглый год, - ответил Зарванцев.
- Где Степнадзе брал книги?
- Больше четырех лет его снабжала дефицитными изданиями Холодова. По моим подсчетам, на книгах, присланных Саней, Реваз получил прибыли не меньше двадцати тысяч. Но это капля в море. У дяди много знакомых продавцов в Адлере, Ростове, Омске, в Ташкенте, в Алма-Ате... Да и здесь, в Новосибирске, во многих книжных магазинах ему оставляют дефицитные книги.
- Сами вы занимались книжной спекуляцией?
Зарванцев опустил глаза:
- Всего только старую Библию продал Юре Деменскому за сто пятьдесят рублей, купив ее у Сипенятина за десятку.
Маковкина показала бланки наложенного платежа и корешки денежных переводов на "до востребования".
- Почему вы не получили деньги ни по одному наложенному платежу, а предпочитали получать вместо Степнадзе переводы на Главпочтамте, идущие за "протекции"? Там суммы были крупнее?..
- Нет, дело не в сумме. Наложенный платеж шел по моему адресу, и получать его надо было в почтовом отделении, где меня знают в лицо. Кроме того, каждую отправленную книгу Реваз держал на контроле, и, если бы я получил хоть один перевод, он заметил бы это. С деньгами за "протекции" было проще. Дядя ведь не знал, кто его отблагодарит, да и девушки, выдающие переводы на Главпочтамте, постоянно меняются, не запоминают клиентов.
- Многие из тех, кому обещали "протекцию", присылали деньги?
- Больше половины. В прошлом году, например, Реваз получил пятьдесят девять переводов.
- Все по пятьсот рублей?
- Кажется, два было по четыреста и пять или шесть по триста. Южане, как правило, слали по пятьсот.
- Сколько получили вы вместо Реваза Давидовича?
- Я только нынче начал получать.
Маковкина показала старый паспорт и водительское удостоверение Степнадзе:
- Но вот эти документы были у вас с весны прошлого года...
Зарванцев угодливо кивнул:
- Да, я унес их с дачи Реваза вместе с форменным железнодорожным пиджаком. Однако в прошлом году смелости не хватило.
Маковкина перевела разговор к происшествию с Холодовой. Альберт Евгеньевич, поминутно сбиваясь, подтвердил показания Сипенятина. Когда он замолчал, оставалось сделать лишь некоторые уточнения.
- Что Холодова хотела написать в заявлении прокурору? - спросила Маковкина.
Зарванцев низко наклонил голову.
- Я рассказал Сане, что знаю о ее прошлой сделке с Ревазом, и предложил отомстить старику. Саня побледнела, нашла лист бумаги, села за кухонный стол и начала что-то писать. Потом вдруг сказала: "Сейчас напишу прокурору всю правду о себе и добавлю, какую гадость вы предлагаете". Я выхватил у нее бумагу. Она переломила ручку и выскочила в комнату. Я - за ней. Тут ворвался Сипенятин...
- Зачем сумку Холодовой ему подбросили?
- В аэропорту Вася странно себя вел. Показалось, что он хочет выдать меня уголовному розыску. От страха я решил опередить Васю... Вообще все в голове перепуталось...
- Что стирали разбавителем с сумки?
- Краску. В моем портфеле лежали тюбики с масляной краской. Один тюбик оказался неплотно закрытым, и сумка Холодовой измазалась...
Маковкина помолчала:
- Профессионально сработали, ни одного своего отпечатка на сумке не оставили.
- Через носовой платок ее брал.
- Фросю Звонкову зачем к Марии Анисимовне Сипенятиной приглашали?
- Вася Сипенятин учил, что в таких делах надо больше путать, вот я и запутался.
- Куда бензин из "Волги" Степнадзе исчез?
- Нина позабыла заправить машину и с перепугу стала говорить что попало. - Зарванцев уткнулся лицом в ладони. - Вообще это кошмар какой-то...
- Пряжкину специально привезли в Шелковичиху, чтобы навести подозрение на Реваза Давидовича?
- Да. Люся, выпив чуть не всю бутылку водки, как всегда, закатила истерику. Кое-как успокоил ее, предложил на спор - на коньяк - переплыть туда и обратно Иню. Люся разделась, подошла к реке и упала лицом в воду. Я за шею ее... Она почти не сопротивлялась...
- Спор завели в расчете, что Пряжкина, переплывая реку, сама утонет?
- Да. Люся многое знала, и я боялся, если она расскажет...
Молчавший на протяжении всего допроса Бирюков внезапно спросил:
- Что Пряжкина могла рассказать?
- Как я хотел свою вину на Реваза свалить. Сипенятин говорит, что на основании сто седьмой статьи Уголовного кодекса меня за случай с Холодовой могут приговорить к высшей мере наказания.
Бирюков осуждающе посмотрел на Зарванцева.