Ставка на проигрыш

- Есть тоже заключение почерковедческой экспертизы. Против нее возражать трудно, - сказал Антон, показывая другой бланк, официально заверенный экспертом-почерковедом.

Лицо Реваза Давидовича мгновенно стало сосредоточенным. Он внимательно прочитал заключение, затем, вроде бы считая, перебрал почтовые корешки, возвратил их Бирюкову и недоуменно пожал плечами.

- Ничего не могу понять! Как мой старый паспорт оказался у Алика, если я потерял его год назад?! Как Алик мог по моему паспорту получить деньги, если он на тридцать лет младше меня?!.

- Посмотрите на своего племянника, одетого в железнодорожную форму... - Бирюков показал фотографию Зарванцева, выполненную фотороботом.

Впившись взглядом прищуренных карих глаз в снимок, Степнадзе нараспев протянул:

- Ка-а-ако-о-ой подле-е-ец!..

- Хотите послушать, что Зарванцев говорит в своих показаниях?

- Хочу, дорогой, очень хочу!

Антон нажал в столе кнопку и попросил дать воспроизведение магнитофонной записи допроса Зарванцева, затем - Сипенятина.

Реваз Давидович слушал чуть ли не затаив дыхание. Казалось, кроме этой записи, сейчас его не интересует ничто на свете. Правда, иногда на сосредоточенном холеном лице Степнадзе появлялась ухмылочка, иной раз он улыбался, но все это, как приметил Антон, было не настоящим, показным.

Вслед за записью Альберта Евгеньевича почти без перерыва пошла запись показаний Васи Сипенятина, рассказывающего о сговоре против Степнадзе. Реваз Давидович будто окаменел. Только единственный раз, когда Сипенятин сказал, что намеревался в Омске "пришить старика", он коротко взглянул на Антона и сокрушенно покачал головой.

Трансляция закончилась. В кабинете наступила глубокая тишина.

- Как бывший юрист, вероятно, вы разгадали замысел племянника? спросил Бирюков.

Реваз Давидович сунул руку под пиджак и принялся болезненно тереть ладонью левую половину груди - видимо, сердце у него пошаливало не на шутку. Пауза затягивалась, однако Бирюков не торопил. Наконец Степнадзе глубоко вздохнул и заговорил:

- Признаться, дорогой, давно замечал связь Алика с Ниной, но не мог предполагать, что они не остановятся даже перед убийством. Какие подлые люди... Ох, какие подлые!..

- С ними мы разберемся, а сейчас давайте выясним ваше дело, - сказал Бирюков.

- Простите, дорогой, не понял...

- Постараюсь объяснить... - Антон показал переводы, полученные на "до востребования". - Таких денег, как говорит Сипенятин, за голубые глаза не присылают. Это взятки за протекции поступающим в вузы. Мы только начали проверку и уже столько обнаружили. А если поищем месяц, два?..

Степнадзе не проронил ни слова, и Бирюков вынужден был продолжить:

- Я вовсе не случайно раскрыл перед вами тайну следственного портфеля. Ваша юридическая практика должна вам подсказать, что улики против вас очень веские и дальнейшее раскрытие преступления зависит Только от времени. Сумма полученных взяток, по всей вероятности, будет, говоря юридическим языком, в особо крупных размерах, и вы без моей подсказки должны представлять величину ответственности...

- Это не взятки. Я никому никаких протекций не оказывал, - вдруг перебил Степнадзе. - Деньги слали сумасшедшие люди. Дураки, понимаете, слали!

- Что-то многовато сумасшедших получается, - с иронией сказал Бирюков.

- Их сотни! Тысячи!

- И все шлют вам деньги?

Реваз Давидович колебался всего несколько секунд.

- Всех дураков охватить невозможно, - с усмешкой проговорил он. Понимаете, я не оказывал протекций, я только обещал их.

- За что же вам платили?

- За обещания... - Степнадзе наигранно хохотнул, но тут же заговорил серьезно: - Трудно в это поверить, однако, чтобы вы, дорогой, не тратили сил впустую, скажу: я не взяточник. Мои действия можно квалифицировать как мошенничество. Да, да! Статья сто сорок седьмая Уголовного кодекса РСФСР. В поездах, на пляжах, в институтах и университетах я знакомился с родителями абитуриентов, оставлял им свой адрес и обещал протекцию, но не делал ничего! У меня нет ни влиятельных родственников, ни знакомых, но я помню фамилии, имена и отчества ректоров почти всех вузов, знаю множество фамилий деканов и председателей приемных комиссий. Ни один из них ни разу не видел меня в глаза, тем не менее они были моими "знакомыми"... Из ста абитуриентов, будет вам известно, шестьдесят-семьдесят, как правило, успешно сдают приемные экзамены. Им не надо протекций, но сердобольные мамы и папы, переговорив со мной, считали, что зачисление в вуз не обошлось без моего участия, и на радостях слали деньги...

- Почему большинство переводов получал ваш племянник? - спросил Бирюков.

Степнадзе возмущенно побагровел:

- Алик подлец! Украв мой паспорт, он получал деньги, которые должен был получить я. Мне давно казалось подозрительным: почему "поумнели" родители? И только теперь стало видно, что Алик опережал меня на Главпочтамте.

- Откуда Зарванцев об этих деньгах знал?

- Он и Нина помогали мне искать доверчивых родителей. Алик за это получал свою долю - двадцать пять процентов.

- С таким же успехом Зарванцев мог оказывать "протекции" от своего имени.