Я заподозрил неладное еще в тот день, когда Энни устроила прием для родни, но лишь сегодня утром подозрения превратились в уверенность. Кто достаточно богат, чтобы поставить десятки миллионов долларов на директиву; кому по карману нанять Блум и дирижировать всей этой операцией? Кто настолько сильно ненавидит меня? Кто из кожи вон вылезет, лишь бы выставить меня преступником, отшвырнуть от Энни?
Мы подъехали к украшенному колоннами входу в дом.
– Заходим. – Энни заглушила мотор и вышла. – Охранники позаботятся о тех, кто за нами гнался.
Я пошел за ней по белым камням подъездной дорожки, упрашивая ее передумать и вернуться. Собаки, которые даже не лаяли, а лишь шумно дышали, кинулись ко мне.
– Цыц! – крикнула Энни.
Собаки уселись футах в десяти, не сводя с меня черных глаз, медленно размыкая челюсти и истекая слюной. Из боковых дверей вышли два охранника и остановились с обеих сторон от нас.
Энни поднялась по ступеням.
– Не входи, Энни, – предупредил я. – Тебе грозит опасность. И уехал я с ней утром только по этой причине. Если бы я этого не сделал, они бы тебя убили. Из меня собирались сделать козла отпущения. Меня заставили. Все это было против моей воли.
– Хватит, Майк. Я устала это слушать.
– Они в меня стреляли, Энни. – Я приподнял рубашку и показал окровавленную марлю на спине. – Вот почему меня всю ночь не было дома.
– Боже…
– Я пытался защитить тебя. Нам надо бежать. Человек, который за всем этим стоит и который меня подставил…
Открылась входная дверь. Вышел Лоуренс Кларк, остановился, скрестил руки на груди и расставил толстые ноги, словно Атлант.
– Это твой отец, Энни. Он убийца. – Я протянул ей руку. – Пошли.
– Энни! – Кларк шагнул к ней. – Заходи в дом, дорогая. Боже правый! У него пистолет?
Пистолет все еще торчал у меня из-за пояса.
– Подожди, – сказал я.
– Это он стоит за тем убийством на Молл, Энни, – заявил Кларк.
– Не я, а твой отец. Он организовал кражу федеральной директивы до ее опубликования, чтобы начать махинации на бирже. Тот человек с Молл узнал об этом и был убит.
– Откуда тебе все это известно, Майк? – спросила Энни.
– Потому что это я украл для него директиву. Сегодня, в Нью-Йорке. Он работал через посредника, принуждал меня, угрожал Джеку и мне. И все ради того, чтобы узнать нужные сведения, а ответственность свалить на меня. И заодно поссорить нас, развести навсегда.
– Да что ты несешь? – не поверила Энни.
Кларк хохотнул:
– Он говорит очень убедительно. А теперь, Энни, пойдем в дом, пока этот тип не причинил тебе вреда.
В каждой комнате этого дома стоял телевизор, и все они непрерывно показывали биржевые новости по каналу «Блумберг ньюс». Кларк уделял им половину внимания даже во время бесед.
Часы показали 2:15.
Едва войдя в главную переднюю, Кларк уставился на экран. Телевизор работал на полную громкость: ничего удивительного, если в строках котировок мелькают сотни твоих миллионов.
– Как нам только что сообщили, поступление директивы Федерального комитета по открытому рынку может задержаться на несколько минут, – сообщил диктор. – На моей памяти такого еще не бывало. Давайте свяжемся с Джонатаном Маурером в Вашингтоне.
Стоя на самом пороге, Кларк повернулся к нам, затем кивнул охранникам. Те достали пистолеты и подошли ближе. Я вынул свой.
– Ты и меня собираешься застрелить, Майк? – Кларк с отвращением покачал головой. – Вот он, твой жених, Энни. Полюбуйся на него.
Она так и сделала. Энни уже видела, как я убиваю. Это всегда представало кошмарным сном, безвоздушным пространством, брешью в нашей реальной жизни. И вот я взялся за старое: стою у двери ее родного дома, нацелив пистолет на ее отца.
В зеркале за дверью я видел отражение своего искаженного лица, засохшую на губах кровь. Кларк одерживал победу. У меня был вид того самого убийцы, которого так боялась Энни.
– Заходи в дом, дорогая.
Кларк протянул ей руку.
Он не станет избавляться от меня у нее на глазах, но, если она войдет в дом и оставит меня наедине с охранниками, мне конец. Они схватят меня и передадут Линчу. А Блум подправит историю всех событий, пока не останется только ложь: что именно я убил Сакса, что я обычный преступник, и не более того.
Энни шагнула к отцу и заколебалась, переводя взгляд то на него, то на меня.
Когда-то я спросил, будет ли она любить меня, если для нее это будет означать потерю всего.
– Конечно, – ответила она.
Но все меняется. Она шагнула к отцу. А потом заговорила. Она не искала у него защиты. Ей понадобились ответы.
– С кем ты спорил по телефону, папа?
– Что?
– На прошлой неделе, у себя в кабинете. Ты на кого-то орал. Никогда не слышала тебя таким перепуганным. Кто это был?
– Не помню, Энни. А вспоминать некогда. Прошу тебя, любовь моя, иди сюда.
– Расскажи мне о Бернсбери.
– Что?
– Расскажи, как тебе удалось мгновенно сколотить фонд с миллиардным капиталом, когда на рынках был спад.
– Прошу тебя, Энни…
Я молчал, позволяя ей делать выводы самостоятельно. Наверное, я заронил в нее семя сомнений тогда, во время приема для родственников, укрепив кое-какие подспудные подозрения.