Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг

Разработанная в основном Николаем Бухариным, приверженцем “мягкой” линии в вопросах литературы, резолюция оценивалась и современниками, и последующими аналитиками как “либеральная”. В определенной степени так оно и было, поскольку резолюция не давала преимуществ определенной группировке. Но ей была присуща явная двойственность: с одной стороны, партия высказывается за “свободное соревнование”, а с другой – предполагает “руковод[ить] литературой в целом”. Такое же противоречие встречаем и у Троцкого, который в книге “Литература и революция” (1923) утверждал, что “область искусства не такая, где партия призвана командовать”, одновременно провозглашая, “что в области искусства партия не может ни на один день придерживаться либерального принципа laisser faire, laisser passer[13]”.

После того как в 1929 г. Лев Троцкий (1878–1940) был выслан из страны, все следы его влияния и деятельности были сметены, в том числе и свидетельства о его контактах с Маяковским. В Полном собрании сочинений поэта есть “Письмо о футуризме”. Оно датировано 1 сентября 1922 г., но не имеет адресата. На самом деле оно адресовано Троцкому, который двумя днями ранее спрашивал у Маяковского, есть ли “капитальная статья, в которой выясняются основные поэтические черты футуризма”. “Не могли бы Вы сами, в нескольких словах, если не охарактеризовать, то просто перечислить основные черты футуризма?” “Письмо о футуризме” было ответом на эту просьбу Троцкого. Маяковский откликнулся быстро и развернуто, зная, что Троцкий работает над книгой “о литературе и революции”, куда войдет глава о нем и о футуризме. В своем ответе Маяковский перечислил эстетические идеи футуризма, подчеркивая, что литература – “словесное искусство”, где самое важное – работа со словом (неологизмы, оркестровка, ритм, и синтаксис, и т. д.). Рисунок Юрия Анненкова сделан в 1923 г., когда Троцкий еще входил в правящую элиту и когда вышла книга “Литература и революция”.

Наряду с Луначарским и Бухариным Троцкий был одним из немногих по-настоящему образованных партийных вождей, и его анализ современной литературы свидетельствует о большой проницательности – не в меньшей степени это касается и статьи о футуризме и Лефе. Одобряя языковые эксперименты и теории о связи искусства и промышленного производства, он одновременно критиковал лефовцев за то, что они отказывались анализировать внутренний мир человека, его психику.

“Умная статья”, – прокомментировал статью о футуризме Маяковский, который несколько раз имел дело с Троцким, в частности во время его работы над книгой. И тем не менее именно Троцкий был одним из зачинателей советской традиции рассматривать художественные произведения, исходя из их политической, а не эстетической ценности. Но столь же пугающим, как желание партии руководить культурной жизнью, было рвение, с которым многие писатели стремились стать любимцами партии и правительства, – те же писатели, которые убедительно и рьяно выступали против царской цензуры и намерения большевиков подчинить себе культуру после октябрьского переворота. Вытеснил ли Маяковский из памяти гордый лозунг 1917 года: “В области искусства не должно быть политики”?

Снова в Париж

Многие писатели и критики прокомментировали резолюцию, в том числе и Осип, отметивший пункты, которые можно было трактовать как косвенную поддержку Лефа, в частности, в вопросе литературной формы. Маяковский не высказался. Резолюция была опубликована в “Правде” и “Известиях” 1 июля, а в это время он уже находился на атлантическом корабле, увозившем его в Мексику.

25 мая Маяковский уехал в Париж, чтобы оттуда еще раз попытаться добраться до Америки, – он должен был покинуть Москву еще 20-го, но проиграл дорожные деньги и задержался на несколько дней в надежде отыграться. Чтобы не повторилась глупая ситуация, когда ему пришлось возвращаться в Москву поджавши хвост, Маяковский отказался от попыток получить американскую визу в Европе и решил попробовать въехать в Соединенные Штаты окольным путем, через Мексику, которая за год до этого признала Советский Союз. Поскольку уже через неделю пребывания в Париже ему сообщили, что документы готовы, можно предположить, что контакты с мексиканскими властями были установлены еще в Москве.

Но корабль в Мексику отходил только через две недели после приезда Маяковского во французскую столицу, в связи с чем ему пришлось немного задержаться в Париже. Как и в предыдущие визиты, он тесно общался с Фернаном Леже и другими художниками и видел разный Париж: от дешевых дансингов на Монмартре, где на его глазах сутенеры убивали друг друга, и до аристократических кварталов и роскошных ресторанов. В один из вечеров он встретился с Филиппо Томмазо Маринетти, лидером итальянского футуризма, с которым не виделся со времен его визита в Россию в 1914 году. К сожалению, сведений об их беседе, которая велась “на триоле”, нет.