Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг

Публика собиралась медленно, привычной для выступления Маяковского давки и переполоха не было и в помине. Возможно, студентов отвлекли другие заботы: часть уехала в деревню помогать колхозникам, часть сдавала экзамены. Это была первая весна первой пятилетки, так называемая “первая большевистская весна”: Пасха уступила место весенней посевной, звон церковных колоколов – грохоту тракторов и сеялок.

В чем бы ни заключалась причина, Маяковскому пришлось начать выступление при неполном зале, и первым делом он сообщил, что его еле-еле уговорили прийти туда: “Мне не хотелось, надоело выступать”. В ответ на его предупреждение: “Когда я умру, вы со слезами умиления будете читать мои стихи”, – некоторые засмеялись.

А теперь, – продолжил он, – пока я жив, обо мне много говорят всякой глупости, меня много ругают. Много всяких сплетен распространяют о поэтах. Но из всех разговоров и писаний о живых поэтах обо мне больше всего распространяются глупости. Я получил обвинение в том, что я – Маяковский – ездил по Москве голый с лозунгом: “Долой стыд!” Но еще больше распространяется литературной глупости.

Многие слушатели были положительно настроены к Маяковскому, но некоторые пришли только для того, чтобы его шпынять. Когда, читая “Во весь голос”, он дошел до строк: “Неважная честь, / чтоб из этаких роз / мои изваяния высились / по скверам, где / харкает туберкулез, / где блядь с хулиганом / да сифилис…” – его перебивают, протестуя против “грубых слов”, и он вынужден прервать чтение. Вместо этого он читает несколько других стихотворений, после чего просит присутствующих задавать вопросы. Один студент говорит, что не понимает “Облако в штанах”. Маяковский не отвечает. Другой передает на сцену записку: “Верно ли, что Хлебников гениальный поэт, а вы, Маяковский, перед ним мразь?” Маяковский отвечает, что не хочет соревноваться с другими поэтами, но что хороших поэтов в Советском Союзе мало. Уставший, он спускается и садится на лестницу трибуны, прикрывая глаза, часть публики его едва видит. Берет слово студент Зайцев: “Товарищи! Рабочие не понимают Маяковского из-за маяковской манеры разбивать строки”. Маяковский отвечает: “Лет через пятнадцать-двадцать культурный уровень трудящихся повысится, и все мои произведения станут понятны всем”. Студент Михеев добавляет: “Пусть Маяковский докажет, что его через двадцать лет будут читать. – Публике смешно. Он продолжает: – Если товарищ Маяковский не докажет этого, не стоит заниматься писанием”. Настроение в зале становится все более воинствующим. Другой студент, Макаров, объясняет: “Маяковский поэт. А я – люблю поэзию. Люблю читать стихи, могу читать любого. Маяковского я не мог читать ни в какой аудитории”.

На вопрос, что он написал о Ленине, Маяковский отвечает чтением отрывка из поэмы “Владимир Ильич Ленин” о смерти Ленина. Он читает с колоссальной силой, и публика отвечает громом аплодисментов, что, однако, не мешает одному студенту подняться на трибуну и заявить: “Маяковский говорит, что уже двадцать лет пишет. Но он много говорит о себе, много себя восхваляет. Нужно бросить это дело. Маяковскому нужно заняться настоящей работой”. Вытеснив студента, Маяковский возмущенно отвечает: “Предыдущий оратор говорил глупости: за сорок пять минут я ничего не говорил о себе”. Из зала раздается голос: “Надо доказать”. Маяковский просит поднять руку тех, кто не понимает его поэзию, – отзывается четвертая часть публики. Пьяный студент по фамилии Крикун, взяв слово, заявляет: хотя Маяковский проповедует правильные политические взгляды, он “делает перегибы в своей работе, как партийцы в своей политической деятельности”. В качестве примера он приводит стихотворение, в котором на полутора страницах повторяется слово “тик-так”. Маяковский бросился на трибуну с протестом: “Товарищи! Он врет! У меня нет такого стихотворения! Нет!!” Крикун отказывается покидать трибуну: “Читаемость Маяковского слаба, потому что есть в работе Маяковского перегибы”. Маяковский разъярен: “Я хочу учиться у вас, но оградите меня от лжи… Чтобы не вешали на меня всех дохлых собак, всех этих стихов, которых у меня нет. Таких стихов, которые приводили здесь, у меня нет! Понимаете? – Нет!!”