Я даже на мгновение поверила в искренность Лауры. Но потом моргнула и будто заново увидела эту сцену: Рорен накрутил пряди Лу на кулак, он делал ей больно и продолжал улыбаться. И Лу улыбалась, но при этом судорожно сжимала его запястье и пыталась отстраниться.
– Давай начнем все сначала… – прошептала она.
– Сначала? Или уже завершим? А ведь я старался, правда? Был терпелив. Кто же знал, что ты плохая-плохая девочка.
– Я плохая, – согласилась Лу. – И я хочу бал. Сегодня! А потом… сыграем по твоим правилам!
Она подняла голову, хотя Рорен держал ее за волосы, и посмотрела в глаза самозванцу. Он, прищурившись, глядел на нее.
– Хорошо. Это даже забавно. Да и подданным не помешает немного веселья.
Нас сопроводили в апартаменты. Спасибо, что не в темницу. Две спальни, общая гостиная, ванная комната и гардеробная, но мы все равно в заключении: за дверью два крепких гвардейца, а порталом ускользнуть тоже не получится из-за печатей.
Появились две молоденькие горничные, а с ними модистки с ворохом тканей, шпильками и лентами. С нами они разговаривали почтительно, но боязливо, и все время кланялись. Какие они здесь запуганные!
– Неужели успеете сшить платья к вечернему балу? – изумилась я.
Я была уверена, что подберут что-то из готовой одежды. Швея, та, что помоложе, прошептала, не поднимаясь с колен – она как раз подкалывала подол:
– Успеем… Ему лучше не перечить.
Горничные занялись подготовкой спален, принесли поднос с закусками и ягодным напитком. У нас с Лу не было и минутки, чтобы поговорить наедине.
Лаура со служанками не общалась, смотрела высокомерно, и я снова видела ту девушку, которая встретила меня в доме Голдриджей. Сколько дней прошло? Неделя? А кажется, тысяча лет.
Но вот модистки раскланялись и ушли, пообещав вернуться самое большее через четыре часа, горничные отправились за водой. В гостиной сделалось тихо.
Лу медленно опустилась в кресло и вдруг сломалась, сложилась пополам, прижав руки к животу. Точно ей ударили под дых.
– Эй! – испугалась я.
Подбежала и села рядом на корточки. Лаура прятала от меня лицо.
– Хуже всего то, что с ним никогда нельзя ни в чем быть уверенной. – Из-за того, что Лу шептала это в ладони, я с трудом разбирала слова. – Один день он добрый и приветливый, такой… разумный. Кажется, что с ним обо всем можно договориться. А на следующий день он совсем другой человек. Скользкий, страшный. Он любит делать больно. Не только физически, но и морально. Давит, давит… И при этом смотрит с улыбкой. Он едва меня не согнул. Начинаешь думать: да, это я что-то неправильно делаю. Иначе бы он не злился. Надо быть мягче, приветливей, и тогда он тоже станет Рореном-добряком, Рореном-милашкой. Но это так не работало… Невозможно было угадать, что его разозлит в следующую минуту! И это было… жутко. Улыбаешься ему, а при этом следишь за каждым словом, за каждым движением.
Бедная Лу, через какие испытания ей пришлось пройти! А теперь она по доброй воле сунулась в пекло.
Я обняла ее. Сама не понимаю, как так получилось. Соперница, разлучница, лгунья и невыносимая гордячка. Но сейчас ей было страшно. Наверное, так же страшно, как мне, когда я оказалась в подземной лаборатории рахтоморцев.
– Как же ты решилась? – вырвалось у меня.
– Я должна… – всхлипнула Лу. – Должна искупить… Хоть что-то хорошее сделать. Рорен прав, я плохая.
– Ерунда, – покачала я головой. – Ну вредная, да. И врушка. И думаешь только о себе…
Так, надо остановиться.
– Но это ты еще мою однокурсницу Милу не видела!
– Ты не знаешь! – закричала вдруг Лу и оттолкнула меня. – Ничего не знаешь! Дура! Пустая голова, дырявая память!
Вот и поговорили…
Я поднялась и ушла в спальню, закрыла дверь. Я как никогда скучала по Кусю. Прижать бы его к груди, зарыться лицом в теплый мех… Я спрашивала Эйдена, не казалось ли ему странным, что я тискаю его, чешу за ушком и глажу пузико. Он объяснил, что крусбысы все воспринимают не так, как люди. Он не видел ничего зазорного в том, чтобы спать у меня на груди. При этих словах я покраснела, как вареная китария из «Синей рыбки». Ден улыбнулся:
– Клянусь, я почти забыл, как это – быть человеком. Мужчиной. – Он наклонился и добавил заговорщически, вполголоса: – Ты ведь никому не расскажешь, что правитель Сиеса умывался языком и воровал сосиски?
– О, похоже, у меня теперь есть то, чем тебя можно шантажировать, – ответила я в тон моему фамильяру.
Моим фамильяром был король! Мамочки дорогие!
Улыбка Дена погасла, а лицо стало серьезным.
– Прости, я так и не успел вернуть тебе память. Лечить тело и исцелять душу умеют только крусбысы… Ты так ничего и не вспомнила из того дня?
Я помотала головой. Нет, ничего необычного, то же, что и всегда.