Стажеры. Второе нашествие марсиан

Юра обошел стол и остановился рядом с нею, глядя на нее сверху вниз.

- Рассказывайте, - потребовал он.

- Что?

- Все. Все, что здесь делается.

И вдруг Юра увидел, как на блестящую полированную поверхность стола закапали частые капли. У него подкатил ком к горлу.

- Ну, вот еще, - сердито сказал он.

Зина затрясла головой. Он испуганно оглянулся на люк и грозно сказал:

- Прекратите реветь! Какой срам!

Она подняла голову. Лицо у нее было мокрое и жалкое, глаза припухли еще больше.

- Вам… бы… так, - проговорила она. Он достал носовой платок и положил ей на мокрую ладонь. Она стала вытирать щеки.

- Кто это вас? - тихо спросил Юра. - Кравец? Так я пойду и сейчас набью ему морду, хотите?

Она сложила платок и попыталась улыбнуться. Затем она спросила:

- Слушайте, вы правда вакуум-сварщик?

- Правда. Только, пожалуйста, не ревите. В первый раз вижу человека, который плачет при виде вакуум-сварщика.

- А правда, что Юрковский привез на обсерваторию своего протеже?

- Какого протеже? - изумился Юра.

- У нас тут говорили, что Юрковский хочет устроить на Дионе какого-то своего любимца - астрофизика…

- Что за чушь? - сказал Юра. - На борту только экипаж, Юрковский и я. Никаких астрофизиков.

- Правда?

- Ну, конечно, правда! И вообще - у Юрковского любимцы! Это же надо придумать! Кто это вам сказал? Кравец?

Она опять помотала головой.

- Хорошо, - Юра нашарил ногой табурет и сел. - Вы все-таки рассказывайте. Все рассказывайте. Кто вас обидел?

- Никто, - сказала она тихо. - Я просто плохой работник. Да еще с неуравновешенной психикой, - она невесело усмехнулась. - Наш директор вообще против женщин на обсерватории. Спасибо, что хоть не сразу на Планету вернул. Со стыда бы сгорела. На Земле пришлось бы менять специальность. А мне этого вовсе не хочется. Здесь у меня хоть ничего и не получается, зато я на обсерватории, у мощного ученого. Я ведь люблю все это, - она судорожно глотнула. - Ведь я думала, что у меня призвание…

Юра сказал сквозь зубы:

- В первый раз слышу о человеке, чтобы он любил свое дело и чтобы у него ничего не получалось.

Она дернула плечом.

- Ведь вы любите свое дело?

- Да.

- И у вас ничего не получается?

- Я бездарь, - сказала она.

- Как это может быть?

- Не знаю.

Юра прикусил губу и задумался.

- Послушайте, - сказал он. - Послушайте, Зина, ну, а другие как же?

- Кто?

- Другие ребята…

Зина судорожно вздохнула.

- Здесь они стали совсем не такими, как на Земле. Базанов всех ненавидит, а эти два дурачка вообразили невесть что, перессорились и теперь ни со мной, ни друг с другом не разговаривают…

- А Кравец?

- Кравец - холуйчик, - равнодушно сказала она. - Ему на все наплевать. - Она вдруг растерянно посмотрела на него. - Только вы никому не говорите того, что я вам здесь рассказывала. Ведь мне совсем житья не будет. Начнутся всякие укоризненные замечания, общие рассуждения о сущности женской натуры…

Юра сузившимися глазами смотрел на нее.

- Как же так? - сказал он. - И никто об этом не знает?

- А кому это интересно? - Она жалко улыбнулась. - Ведь мы - лучшая из дальних обсерваторий…

Люк распахнулся. Давешний беловолосый парень просунулся по пояс в комнату, уставился на Юру, неприятно сморщив нос, затем взглянул на Зину и снова уставился на Юру. Зина встала.

- Познакомьтесь, - сказала она дрожащим голосом. - Это Свирский, Виталий Свирский, астрофизик. А это Юрий Бородин…

- Сдаешь дела? - неприятным голосом осведомился Свирский. - Ну, не буду мешать.

Он стал закрывать люк, но Юра поднял руку.

- Одну минуту, - сказал он.

- Хоть пять, - любезно осклабился Свирский. - Но в другой раз. А сейчас мне не хочется нарушать ваш тет-а-тет, коллега.

Зина негромко охнула и прикрыла лицо рукой.

- Я тебе не коллега, дурак, - тихо сказал Юра и пошел на Свирского. Свирский бешеными глазами глядел на него. - И я буду говорить с тобой сейчас, понял? А сначала ты извинишься перед девушкой, скотина этакая.

Юра был в пяти шагах от люка, когда Свирский, зверски выпятив челюсть, полез в комнату навстречу ему.

Быков расхаживал по кают-компании, заложив руки за спину и опустив голову. Жилин стоял, прислонившись к двери в рубку. Юрковский, сцепив пальцы, сидел за столом. Все трое слушали Михаила Антоновича. Михаил Антонович говорил страстно и взволнованно, прижимая к левой стороне груди коротенькую руку.