Стажировка. Керки

Внутри солдатского туалета процесс идет полным ходом и днем и ночью, как-никак полтысячи человек испражняются. Со стороны зрелище выглядит дико – человек сорок, кряхтят над прорубями в грязном деревянном полу. Никаких перегородок. Все напоказ. Одна сторона – белые задницы выстроились в длинный ряд. Другая в лицах. Кто курит, с шумом выпуская дымные струи, кто трет газету в руках, чтоб мягче была, для применения. Полный коллективизм, и это отторгает. Да ведь туалет – это таинство. Дома – это нагретый задницей стульчак. Здесь все гадили, «взявшись» за руки, сидя рядом друг с другом.

В солдатском туалете вспыхивали ссоры, доходящие до драки. Допустим, сидит боец в позе усталой курицы, а рядом другой воин мочиться в соседнюю дырку на уровне твоей головы. Капли мочи при «промахе» летели на сапоги и ХБ. Сначала было всем неудобно, потом – «человек ко всему привыкает».

Офицерский сортир был поменьше и не такой вонючий, так как соответственно людей пользующимся им было не много. У нас были перегородки и хоть какое-то ощущение уединенности.

Однажды в начале учебного пункта, курсант Игорь Толстогузов расслабившись, читал газетку сидя над своим гнездом. Все было хорошо, но тут снизу его по попе кто-то погладил. Игорь как коршун подлетел вверх и проорал:

– Ёксель – моксель! Екарный бабай! – и пытался дрожащим голосом обьяснить окружающим, что же произошло. Все начали поднимать и спасать свои задницы от неведомого врага. Картина уморительная.

Оказалось все просто – курсант Женя Домошенко уронил в дырку свою шапку и полез ее поднимать. По бокам туалета песок осыпался и дерьма на дне было еще мало. Видя над головой чью-то задницу, Домошенко не удержался и осторожно ее погладил. Женя пошел вылезать с говно – ямы, а Толстогузов еще час заикался.

Глава VII

Первое место на учебном пункте занимал быт и извечные солдатские проблемы: пожрать бы чего-нибудь, погреться и покурить. Нам на заставе собаководов повезло, сержанты часто варили суп из костей с тушенкой, я догадывался, что они по немного объедают собак. Меня всегда приглашали к столу, и мы хлебали вкусную ароматную похлебку, виновато посматривая в сторону собак.

Свободного времени у меня было много, и я развлекался с собаками как мог. Один случай запомнился мне на всю жизнь.

Рота сидела в палатке, и сержанты проводили занятия я же бродил между собачьими будками и «общался» с худыми немецкими овчарками. Собаки воспринимали меня благодушно, только одна сука небольшая рыжая овчарка по кличке Заря, постоянно рычала на меня, когда я подходил к будке. Не признавала меня и все, даже ненавидела. Это была собака сержанта Вышкина, парня соответствующего фамилии – высокого уроженца Брянска. Он всегда был спокоен как бублик, говорил мало и по делу.

Собака, которую я дразнил, поначалу подлежала чуть ли не выбраковке, но со временем догнала в весе и резвости братьев и сестер и выросла в крепкую овчарку. Только с рождения у нее был такой неприятный голос достающим до печенок. Вышкин ее любил, не смотря на скверный характер и постоянную агрессию к окружающим.

Проходя мимо будки Зари, я опять услышал глухое рычание. Остановился, попытался подойти к будке, овчарка на половину высунулась из будки, издавая злые утробные звуки, обнажая зубы. Чем я ей не нравился, не могу понять до сих пор.

Во мне играл юношеский максимализм, и я решил «поломать» собаку. Взяв дрын, я начал «воспитывать» Зарю засовывая палку в будку и толкая собаку. Заря то вцеплялась в дрын, то пыталась выскочить из будки и достать мучителя. Собака не собиралась подчиняться, а я не собирался сдаваться. Схватка набирала обороты, овчарка, обозлившись резко, кидалась на меня и только цепь спасала меня и мои ноги. Заря громко рычала и лаяла, я потел и орудовал колом.

В один из моментов овчарка прыгнула на меня, отскочила и припала к земле на лапы, злобно хрипя. И тут я заметил, что хлипкая цепь разорвалась… и собака свободна. Только она не понимала этого и продолжала, не двигаясь, наблюдать за мной. У меня громко застучало сердце, и парализующий страх окутал тело.

Мысли стали как лоскуты, обрывочны и не имели между собой связи. Вязко стучало в висках, кровь билась толчками. Я замер как памятник, не было даже желания смахнуть со лба, безостановочно натекавший пот.

Не зная, что делать мы около минуты надвигаясь смотрели друг другу в глаза.

Собака была полна злобы, уши прижаты, она готовилась к новому прыжку. Чем бы это кончилось неизвестно, как вдруг за спиной раздался голос Вышкина:

– Сидеть Заря! Вышкин увидел, что произошло, и решил вмешаться в ситуацию. Подойдя к овчарке, он взял ее за ошейник и потом спокойно посмотрел в мое посеревшее лицо. Помолчав сказал:

– Не надо так с животными, товарищ курсант. Такими методами вы ее не воспитаете. Во время войны собаки подносили боезапасы под огнем, вывозили раненых, подрывали танки, бросаясь со взрывчаткой под гусеницы… Нельзя так…

На смену тревоге вскоре пришло расслабление, понемногу унялась дрожь. Отхлынула от затылка недавняя тяжесть, сковывавшая волю и парализующая мозг.