Стазис

Когда протер глаза, силуэты пропали. Может, это вообще галлюцинация. Другой умел насылать галлюцинации, зачастую куда менее безвредные, чем парочка на холме. Или просто привиделось. Синклер вернулся в церковь и стал аккуратно возрождать к жизни костер. Неподалеку от амвона валялся котелок, брошенный прошлым жильцом. Тут же Синклер нашел современное издание Евангелия от Матфея от 2015 года. В аннотации было написано, что священные тексты в нем толкуют лучшие православные экзегеты от Афанасия Великого до Никифора Астраханского.

Он изорвал несколько страниц на растопку и развел огонь.

– Растолкуй-ка вот это. Никифор Астраханский. Толковали, толковали. Да не вытолкы. Не вытолковы. Тьфу, черт. Пожрать бы, – сказал Синклер.

Толкования разгорелись так хорошо, что он даже обжег палец.

Вскоре стало тепло. Церковь понемногу нагревалась солнечными лучами. Однако жрать было по-прежнему нечего. Синклер немного тосковал по этому поводу. Ради смеха он прочитал несколько страниц из книги, прежде чем добавить их к костру. Он любил иногда погадать на книгах. Когда бесцельно путешествовал, продавая свой меч (какой еще меч, у меня только пистолет) разным кланам, часто выбирал следующий город, опираясь на выпавший при гадании текст.

Для чистоты эксперимента он вырвал несколько новых страниц из разных мест, свернул их в шарики и перемешал. Взял один наугад и развернул.

– Если не обратитесь. И не будете. Как дети, не войдете. В Царство Небесное. Итак, кто. Умалится. Как это дитя. Тот и больше. В Царстве Небесном. Тьфу, пропасть. Чушь какая, – сказал Синклер.

Он поежился и бросил шарик в костер. Тот, свернутый, долго не хотел разгораться. Если не обратитесь и не будете как дети… Решительная какая-то ерунда. Вообще гадать можно до трех раз. Ничего страшного. Он снова перемешал шарики из страниц и выбрал следующий.

– Уподобляетесь окрашенным. Гробам, которые. Снаружи кажутся. Красивыми, а внутри. Полны костей мертвых. И всякой нечистоты, – прочитал Синклер.

«Вообще, строго говоря, надо было гадать по какой-то другой книжке, – подумал он. – По какой-нибудь доброй, детской. По Носову или Булычеву. Что хорошего можно прочитать в Евангелии от Матфея. Абсолютно ничего. Плохого и так в жизни хватает, зачем на плохое гадать».

Синклер вздохнул и бросил шарик в огонь. Оставался последний шанс, тут оступиться нельзя. Бросать гадание тоже было нельзя. Это такой ритуал, а ритуал значим до тех пор, пока соблюдаются все условия. Если делать ритуал кое-как и менять по своей прихоти, все пойдет через жопу. Магии не получится.

Он взял третий шарик и развернул его. Прочитал не сразу – почему-то стало страшно. Может, ну его к черту, ритуал этот.

– Глас в Раме. Слышен, плач и рыдание. И вопль великий. Рахиль плачет. О детях своих. И не хочет утешиться. Ибо их нет, – прочитал Синклер.

Этот шарик он развернул, сложил вчетверо и спрятал во внутренний карман плаща. Несколько минут посидел, ожидая голоса Другого. Тот часто возникал в такие моменты, чувствовал слабость, подначивал, сулил награды за сотрудничество.

В этот момент Лиза закричала во сне.

«Я опять не смог уберечь ее сон», – подумал Синклер. Некоторое время он слушал крик Лизы. Он разбудил ее не сразу. Кошмары – это тяжело, но иногда необходимо. Кошмары – это как отравленному стошнить, почиститься. По крайней мере, так говорил его отец.

«Но я ведь не свой отец», – подумал Синклер. Морок спал. Он погладил Лизу по голове и аккуратно потряс за плечо. Она перестала кричать, проснулась, но глаза были дикие, нездешние.

– Все хорошо, – сказал Синклер.

– Где он? – спросила Лиза.

– Кто?

– Человек. Тут был какой-то другой человек. Он меня душил как будто… не знаю, как сказать. Он тут был, но его вроде как и не было. Просто очень страшно.

– Он тебе приснился.

– Но он же прямо здесь был, – сказала Лиза.

Она села и посмотрела по сторонам. Внимательно, словно ждала, что другой человек, который душит на расстоянии, спрятался за алтарем или притаился у ризницы. Наконец немного расслабилась, поправила густые каштановые волосы. После сна они сбились и торчали во все стороны.

– Просто сон. Такие бывают. Другого человека. Здесь нет, – сказал Синклер.

«Конечно, есть».

Лиза кивнула. Потом пошарила в кармашке пуховика, бесцеремонно стянув его с Горбача. Тот настолько устал, что даже не проснулся. Ни от крика, ни от дурного сна. Он был спокоен, ему ничего не снилось.

Из пуховика Лиза достала маленькое мутное зеркало и осмотрела себя. Ахнула, начала приглаживать волосы.

– У вас расческа есть? – спросила она тревожно.

– Откуда? – удивился Синклер.

– А чем вы волосы свои причесываете? Волосы-то есть у вас? – спросила Лиза возмущенно.

– Есть, – признался Синклер. – Водой обычно. Рукой там. Ну, по-всякому. Зачем причесывать? Мы на «вы»?

– А вам как удобнее?

– Имя и отчество.

– А какое у вас отчество?

– Никакое. Пошутил я, – сказал Синклер.

Лиза наконец-то нашла в пуховике маленькую деревянную расческу. Села причесываться, наклонив голову, как взрослая. Результат смотрела в свое мутное зеркальце, вздыхала. Сколько же ей лет?