Steamout. Story of Joanna (СИ)

Это была молодая девушка примерно двадцати лет со светлой кожей, россыпью веснушек на носу и на щеках, короткими чёрными, как беззвёздная ночь, волосами, подстриженными неровно — несколько прядок падали ей на глаза. Глаза её были карими с примесью зелёного, и насыщенность их цвета зависела от освещения. На худом лице остро выпирали скулы. Одета девушка была так же скудно, как и сестра, но, стоит признать, с тем невидимым глазу женским шармом и стилем. Она носила дымчато-сероватую блузку, клетчатую юбку и местами рваные чёрные чулки. На ногах — разваливающиеся сапоги, перетянутые веревками и тряпками для того, чтобы они окончательно не расклеились (хотя правый уже «просил каши», обнажая аккуратные голые пальчики на ноге). Поверх этой одежды репортерша натянула некогда красный выцветший плащ с оторванными рукавами, пришитыми тут-и-там карманами, лимонно-жёлтым воротником и бессчетным количеством небольших дырочек снизу — видно было, что таскают его долго, и пыльник уже успел порядком истрепаться. На шее у неё был завязан полосатый зелёный шарф и болтались мотоциклетные гогглы, на голове же нахлобучена кепка газетчика с тёмным пером и закрепленной бумажкой с надписью «Пресса».

Она приветливо улыбнулась Выжившей и протянула ей руку.

— Приветствую вас, леди! Простите за убогость нашего жилища, — она махнула в сторону помещения, — но мы с Нат просто не можем позволить большего. Меня кстати, зовут Пайпер Райт. Можно просто Пайпер. Не против, если мы с самого начала перейдём на «ты»?

— Нет, не против… — резидентка убежища опешила от такой приветливости журналистки. — Джоанна Джексон, — представилась она и пожала ладонь репортерши в ответ.

— Чудесно! Я надеюсь, ты дашь мне интервью для моей газеты «Общественные события»?

— Конечно. Вот только я совершенно не знаю, о чём рассказывать…

— О, не переживай ты так! Я из любой публикации конфетку сделаю, да и к тому же любому в Содружестве будет интересно почитать историю о женщине из закрытого доныне убежища.

Незаметно энтузиастка умудрилась усадить её на диван и достать непонятно откуда взявшиеся блокнот на пружине, перо и баночку с чернилами. Фантастика.

— Тем более, — продолжила Пайпер, — ещё одна знакомая мне резидентка Убежища 111 не захотела давать мне интервью. Видите ли, у неё зуб на прессу! Я провела её в этот город, а она!..

Репортёрша фыркнула, но быстро взяла себя в руки.

— Так что твоя информация — эксклюзив! Если сегодня справимся — за три дня публикация с твоим рассказом облетит всё Содружество. Конечно, если эта треклятая махина заработает! — она кивнула в сторону печатного станка.

— Начнём, пожалуй, с основного. Сколько вас, резидентов?

— Насколько я знаю, из выживших — только двое. Я и Жадин. Остальные мертвы.

Глаза журналистки округлились от услышанного.

— Как же так?

И Джоанна рассказала ей всё. Рассказала о том, как спускалась с мужем под руку в убежище под свист бомб и жар от взрывов. А потом проснулась спустя двести лет и увидела, как он уснул навеки, так и не проснувшись. Об остальных убитых в ледяных коробах людях. Об эксперименте ВолтТек. Об одной пустой криокапсуле и человеке с пулей в груди напротив. О встрече с Миллерами, о Кейт, которая сейчас лежит в больнице Даймонд-сити. О первом убитом человеке, и о проданных кольцах. Ворошить все эти воспоминания было однозначно неприятно, однако, рассказывая Райт всё это, Джоанна чувствовала, как она постепенно отпускает то, что случилось с ней. Как оно постепенно укладывается в голове и уже не кажется чем-то хаотичным и непонятным. Это были её первые шаги привыкания к жизни на пустошах. И пусть здесь почти не было горячей воды, нормальных условий, паромобилей на дорогах и дирижаблей в небесах, приветливых магазинчиков, кафешек на каждой улочке, она постепенно осознавала, что сможет свыкнуться с этим. Хотя бы и потому, что человечность в людях ещё не вымерла, раз большинство продолжили вести цивилизованный образ жизни после войны, а не одичали, как те же рейдеры.

— Я сожалею, — сочувственно обратилась к ней Пайпер и положила свою руку ей на плечо, ободряюще сжав.

Джоанна неопределенно дёрнула другим плечом.

— Думаю, что со временем это пройдёт.

— Вы с мужем… Сколько лет вы прожили вместе?

— Почти десять. Но мы никогда не были особо близки. Это был брак по расчету наших родителей.

Брови журналистки взметнулись вверх.

— Странно слышать это сейчас: в наши времена и женятся-то нечасто, лишь просто съезжаются вместе и рожают затем детишек, если захотят. Но чтобы родители решали, кто с кем должен обвенчаться… Ещё такой вопросик. Что ты почувствовала, когда только вышла из своего Убежища?

— Стандартный набор, — хмыкнула Джоанна. — Страх. Неопределенность. То, что я осталась одна во всём мире, который умер прямо на моих глазах. И что ничто не будет так, как прежде. И, наверное, никакой капельки решительности, просто стремление убраться с этого проклятого всеми богами места поскорее.

— Что же, спасибо за интервью! Ты, наверное, голодна?

— Да нет, что ты… — начала отнекиваться Выжившая, но её урчащий живот сказал всё за неё.