- Улетает в два счета.
- Хватает курдючного жира?
- Девяносто граммов на полтора килограмма Наримана, Эммануэль.
- Ништяк. А в меню что записано?
- Люля-кебаб "Директор рынка".
- Разве Нариман директор рынка?
- Директор овощебаз, Эммануэль.
- А ты, балда, почему изменил название?
- Название сохранилось от Сулеймана. Сулейман был директором рынка и хорошо у нас пошел за люля, Эммануэль.
- А если, не дай черт, проверка, Стерва? Что я им скажу?
- Проверка была вчера.
- Не засекли Наримана?
- Нет.
- Тогда фиг с ним, заряжайте за Сулеймана, пущай будет директором рынка. И правда, благозвучней директора овощебазы.
- Поэтому и сохранили в меню.
- Шаришь, Стерва, - похвалила хозяйка. - Чья кровь идет в кровяную колбасу?
- Кровь Бешеного, Эммануэль.
- Куда делся Яростный?
- Спекся.
- Давно ль?
- На прошлой неделе.
- Херово.
- Такова селяви.
- Надо что-то придумать. С прошлой недели идут жалобы на кровяную колбасу.
- Идут, Эммануэль.
- Говорят, жрать невозможно - обратно лезет... Ты давай так: кишки и шпиг пусть пока останутся от Бешеного, а на кровь я распоряжусь забить свежего быка. Посмотрим.
- Посмотрим, Эммануэль.
- И убери из меню маринованного змея Панфилова. На хрен он мне встал? Сам видишь, его никто не хочет.
- Никто, Эммануэль, - согласился завпроизводством. - Не идет Сашка Панфилов.
- Насильно мил не будешь, кинь его псам, Стерва.
- Сегодня же кину.
- Да! - вспомнила Эммануэль. - Ты уволил молодого повара, о котором я говорила?
- Еще нет.
- Почему?
- Скользкий, зараза, не подступиться.
- Знаю, что скользкий, Стерва. А у тебя работа такая, ходить там, где скользко, за то ты и деньги гребешь, милок. Чтобы сегодня же пустил его на дешевые котлеты. Иначе невозможно работать: всю кухню мне заблевал, впечатлительный! Куда это годится? Скользко, зараза!
- Я о том же. Будет исполнено, Эммануэль.
- Тебе все понятно?
- Да.
- Понятно, так и канай, Стерва, делай, что велели. Не фиг тебе здесь торчать, ступай по-хорошему... - Только сейчас Эммануэль заметила застрявшнего на пороге убийцу.- Кого это там черти занесли?! - спросила она.
В беспросветной черноте тревожно блеснули белки ее глаз.
- Ну, здравствуй, Эммануэль,- сказал Серафим.
- Ты, что ль, мать твою?
- Я. - Серафим подошел к огромному черному столу. - Как твои темные делишки, мать?
- Мои-то нехило, батюшка, - осторожно ответила хозяйка. - Твоими проклятиями.
- Жива? Здорова?
- И жива, и здорова... Тебе-то что?
- Да вот, зашел проведать.
- Ну?.. Поговаривают, стебешься ты убойно.
- Уже рассказали?
- А как же? Дэня и Шмон до сих пор костей не соберут.
Серафим улыбнулся.
- Перекусил хоть? - спросила Эммануэль.
- Не успел.
- То-то у тебя взгляд как у волка. Сходи, голубчик, замори червячка. Там блюдо дня - шашлык из барана Хуртакова. Очень предприимчивый бизнесмен, шустрый такой, все хвалят. Ступай, подкрепи бестолковку.
- А что это ты меня сразу выпроваживаешь?
- А не фиг тут мне! - проворчала Эммануэль. - Чего приперся? Думаешь, я ни черта про тебя не знаю?
- Что ты знаешь?
- Поговаривают, тебя Лысый по всему Отвязному шмонает, угандошить норовит... А? Решил под мою крышу присосаться? Ни хрена у тебя не получится. Канай, покуда цел, сынок, и забудь, как сюда вошел.
- Чё ты такая шуганная сегодня, мать? Давай по-людски побазарим.
- Не о чем мне с тобой базарить. Тебя Лысый вот-вот в кастрюлю кинет, а я буду с тобой базарить? Ишь какой!
- Это я его кину в кастрюлю, а не он меня, - пообещал Серафим.
- Слушай, гаврик, я что, не знаю Лысого? Чего ты мне тут лепишь? Ступай, похавай бизнесмена, - может, реально кумекать начнешь. Хуртаков-то уж больно приличный был баран, поучись у него уму-разуму. Ты не пятилетний ребенок, чтобы такую туфту нести. "Я его суну в кастрюлю"! - передразнила Эммануэль. - Как будто зайцы рубают медведей. О дундук!
- Ты кого назвала зайцем, мать?! - вспылил Серафим.
- Тихо-тихо! Искру тут мне не метай. Я всяких видывала, не ты первый, не ты последний. Лучше слухай, что я тебе скажу, пропавшая душа: Лысый - крутой чувак. Тебе до него не дорасти, как пчеле до слона. И не думай на него дрочить. Он как гнилое яйцо: на поверхности, кажись, ровное, гладкое - не подступиться, а долбанешь разок - такая трухлятина пойдет, щели затыкай - не заткнешь. Понял? Любой реальный чувак в этом городишке тебе скажет: не тронь Лысого - не провоняешь. А ты что ему вставил? Поговаривают, ты со Стукачом скорешился?
- Лысый не оставил мне выбора.
- Меня не трахает, кто тебе что оставил. Раз шмон пошел - затыкай амбразуру. Уж я-то его знаю, я-то его тухлую селезенку насквозь пронюхала. Думаешь, мне никогда не светило погреть Лысого в духовке? - На три секунды Эммануэль мечтательно задумалась. - О, еще как руки-то чешутся! Ан нет, мать мою! Сижу вот здесь, как паук, и не дрочу на кого не след. Знаешь почему? Потому что не прет мне, когда в моем кабаке разит тухлятиной. Потому что я реалистка, сынок: похоть держу на поводке. Чего и тебе желаю: пока не поздно, хватай хрен за уздечку. Может, и не кинут в кастрюлю.
- Поздно, Эммануэль. Я стерилизую Лысого.