Стечение обстоятельств

‒ Именно так. С ним мне спокойнее. Рядом с родным человеком всегда хорошо. Он испытывает ко мне самые трепетные и нежные чувства, на которые ты неспособен.

Лжёт. Этот мудак вызывает в ней исключительно неприязнь.

‒ А ты? Ты, Котёнок, чувствуешь к нему то же самое?

‒ Да, ‒ уверенно заявляет.

‒ Нет. Ты же влюбилась в меня, да, Котёнок? ‒ шепчу в её волосы, одновременно втягивая носом одурманивающий аромат. ‒ Тёрлась, как голодная кошка, ластилась у ног, выпрашивая ласку. Эта нежность во взгляде, твои стоны и жадные объятия, в которые ты меня укутывала каждый день, завтраки и ужины, откровенная болтовня. Доверчиво заглядывала в рот в ожидании важных слов. Нужных тебе. Каких? Любви?

‒ Ты не умеешь любить. Неспособен на что-то большее, чем физическое удовлетворение. Ты холодный, словно айсберг. А мне недостаточно просто секса. Я хочу тепла. Чувствовать себя нужной, любимой, самой важной… Ты не можешь измениться, и остаётся найти того, кто сможет мне всё это дать.

Её слова больно бьют по дых. Дыхание сбивается, в груди печёт, сжимаю девичье тело до хруста и слышу громкое шипение Арины. Не могу разжать пальцы, не хочу отпускать.

‒ Сама сказала, что твой брак ‒ это всего лишь выгодная сделка для ваших отцов. К тому же, твой жених неприкрыто пускает слюни на сводную сестру. Нужно быть идиотом, чтобы этого не заметить.

‒ Если Олег хотя бы будет делать вид, что я ему небезразлична, вполне могу себя убедить в искренности его чувств.

‒ Это ложь.

‒ Ложь ‒ это всё, что я чувствую к тебе.

‒ Всё-таки чувствуешь? ‒ усмехаюсь, приближаясь к пухлым губам. Стереть бы эту мерзкую красную помаду, которая не идёт Котёнку.

‒ Да, ‒ выдыхает в губы, ‒ неприязнь и отвращение.

‒ В тот самый момент, когда твои ножки были у меня на плечах, а член глубоко в тебе, я слышал оглушающие стоны удовольствия. Ты дико кончала и шептала «я твоя», а ещё…

‒ Да пошёл ты!

Толкает в грудь маленькими ладошками и вырывается, тут же удаляясь. Делаю попытку ухватить Арину за запястье, но лишь безрезультатно рассекаю воздух, и моя добыча ускользает. Привлекаю внимание присутствующих, становлюсь центром притяжения вопросительных взглядов. Но неожиданно всё внимание гостей переключается в ином направлении, а, растолкав толпу, наблюдаю, как Евдокимов опускается перед Ариной на одно колено и подносит на ладони коробочку с кольцом.

‒ Ариночка, за десять минут до нового года, я хочу задать тебе очень важный вопрос. Между нами некоторое время назад возникло… недопонимание, но чувства прошли проверку временем, и теперь я могу с уверенностью спросить: ты станешь моей женой?

От приторности и лживости слов козла, меня сейчас вывернет. Это настолько тошнотворно, что, кажется, половина гостей в унисон со мной фыркает, не поверив в представление, которое всем скармливают.

Арина прикусывает губу и заламывает пальцы. Напряжена и скованна. Дрожит. Бродит взглядом по присутствующим, словно кого-то ищет. И находит. Меня. Несколько секунд. Глаза, в которых бесконечным потоком проносится боль, сожаление и растерянность. А ещё страх, который рикошетит в меня. Выбрала. И будь я проклят ‒ не меня.

‒ Я согласна, ‒ отвечает Евдокимову, но смотрит на меня ‒ пронзительно, остро.

Пол под ногами разлетается в щепки. Согласие Арины раскалывает грудную клетку напополам. Всё оказалось глубже, чем просто секс, но признаться в этом я не могу даже самому себе.

‒ Милая, я так счастлив! ‒ Жених тянется своими слюнявыми губами к моему Котёнку, но она отворачивается, позволяя прикоснуться лишь к щеке.

‒ Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем!

Со всех сторон оханья и поздравления летят в молодых. Евдокимов улыбается, словно ошалелый, в то время, как Арина едва сдерживает слёзы ‒ радости, что избавилась от меня, или сожаления, что дала согласие? Завидев отца, быстро идёт к нему, и они скрываются на лестнице.

‒ Через пять минут новый год! Приглашаю гостей на улицу, сейчас будет праздничный салют! ‒ оповещает женский голос.

Толпа рвётся на выход, а я так и стою, переваривая увиденную картину.

‒ Чем обидел девушку? ‒ голос отца возникает, кажется, из ниоткуда.

‒ Ничем.

‒ Ну да, ‒ ухмыляется, ‒ заметил. Она тебе рожу была готова расцарапать.

‒ Нагрубил.

‒ Знаешь, что интересно: вы почти две недели провели в обществе друг друга, и Демьян заверил, что Арина приезжала в хорошем настроении, а сегодня ‒ один танец, несколько фраз и она была готова тебя придушить. Что изменилось?

‒ Вопрос ‒ ответ, слово за слово, нарвалась на грубость.

‒ И в кого ты такой? ‒ тяжело вздыхает.

‒ В отца. Твоя улучшенная копия.

‒ Я не такой!

‒ Был таким, ‒ перевожу на него взгляд, ‒ мама рассказывала.

‒ Ну, Нина… Да, было дело, но научился себя контролировать. Для этого потребовалось много времени и поддержка твоей матери, а, скорее, её титаническое терпение, но я смог затолкать скептицизм и гонор в одно место, чтобы каждый встречный от меня не шарахался. Глеб, пора меняться. Ни одна женщина не готова терпеть грубость, пренебрежение и равнодушие, довольствуясь короткими фразами и едкими комментариями. Ни одна не полюбит тебя таким, какой ты есть сейчас.