Стеклянная клетка

— Так я же говорю, — уныло протянул Густав Виг, но снисходительно-благодушный смех покрыл его слова.

Густав Виг стал героем дня. «А он отчаянный, наш Густи», — вынесла Бёжи свой вердикт, и Мазурша не могла не признать с откровенной благосклонностью: в тихом омуте черти водятся (готовая теперь, после такого оборота дела, чуть не расцеловать Магдольну), Мазур же твердил, что нисколько не удивлен: Густи всегда за бабами приударял, только втихаря, он давно, мол, знает, а Бёжи Варга позавидовала Магдольне черной завистью: вот это муж, дважды на день норовит, а ее Лехел — хорошо, если раз в месяц отважится, и на замечание Мазура: «Сталь, прошу прощения, она закалки требует» — только вздохнула с комическим разочарованием: «Ах, какая там сталь…», устремив в пространство мечтательный взгляд; беспомощные протесты Вига тонули в общем гомоне.

Женщины принялись общими силами утешать Магдольну; усадили на диван (прогнав прочь бесполезного Мазура) и завели на два голоса, каждая по-своему обеляя Густи: невелика, мол, беда, наоборот, радоваться надо (это Бёжи), мужика от этого не убудет, у них это вещь обычная, все мужчины такие, а кто не такой, значит, не мужчина; все вдруг воспылали к ней нежными чувствами, и она, ЭТА ОСОБА, сразу сделалась БЕДНЯЖКА, ОХ, ЕЙ И ДОСТАНЕТСЯ, даже Варга удостоил ее соболезнующим взором, но Магдольна почти не слушала, она смотрела на мужа, точно зная, что не был он утром с женщиной, и пытаясь уразуметь, какая злая сила всех их околдовала, ведь вон и Густи туда же, не отпирается больше, а несет околесицу: мол, женщина эта — кассирша в пивной, куда он зашел, там с ней и завязал знакомство, подпустив на затравку, будто видел ее где-то раньше, смена у нее утренняя, до одиннадцати, ну и пошли на набережную; «а дальше», — с жадным любопытством высунулся Мазур, но Варга великодушно избавил Густи от дальнейших расспросов, сказав, ну а ты думаешь, что́ дальше бывает, и Густи добавил только: «На улице Молнар», многозначительно ухмыляясь и все больше пьянея (Магдольна видела по его мутным глазам), довольный и счастливый, потому как все теперь его любят, уважают, считают мужиком НОРМАЛЬНЫМ, ушлым бабником, и одного лишь не замечая: тем утренним ведь перечеркивается дневное; и Магдольна, вырвавшись из ласковых дамских объятий и не заботясь о ХОРОШЕМ ТОНЕ (непростительней греха для женщины трудно и представить!), вне себя напустилась на мужа:

— Ну, что ты брешешь?! Трусливый пес! Лопухом боишься прослыть? Кто жену свою любит, тот, значит, ненормальный? Тот, значит, дурак последний?!

От неожиданности у Густи слова застряли в глотке, Магдольну же все общество наперебой принялось утихомиривать: да почему врет, сам же сознался, значит, правда, Варга даже заверил со всей деликатностью: полностью, мол, ее понимает, но так уж мужчина устроен («А если не так, тогда что?» — подколола Бёжи), мужчина, какой он есть, такой и есть, сколько мир стоит, весь тут, ни прибавить, ни убавить («То и хорошо», — ввернула поощрительно жена), и Мазурша подтвердила с одушевлением: «Не мне, может, душенька, говорить, только это сущая правда, как быть, со всеми случается, в самых благополучных семьях»; Магдольна, не выдержав, распахнула шкаф, выхватила старое платье, то, барахляное, выбежала на кухню и переоделась с намерением бросить все и уйти не медля, сию же минуту, иначе с ума тут с ними сойдешь. Бёжи вышла за ней и стала ее разубеждать — даже она, сочувствовавшая Магдольне, не допускала мысли, будто Густи наврал: «Магда, не психуй, все мужчины — г. . . .ки, если хочешь знать, но зачем скандалить, только хуже будет, он шелковый станет из благодарности, что смолчала, вот увидишь», но Магдольна не послушалась.

— Пошла, — сказала она угасшим голосом, но с такой бесповоротной решимостью, что Бёжи ясно стало: не удержишь.

— Ну ладно, — обняла она ее, соглашаясь, — иди, переведи немножко дух, а я пока с ними тут улажу. Только смотри, глупости какой-нибудь не выкини!

Магдольна покачала головой с усталой улыбкой: хватит уже с нее глупостей на сегодня, и, чмокнув Бёжи (ее она любила), с опущенными глазами быстро прошла по галерее, сбежала по лестнице и на углу вздохнула облегченно. Слава богу, никого из жильцов не встретила.