Через несколько десятилетий после того, как луддиты проиграли свою безнадежную войну, Маркс дал яркое описание глубокого раскола во взглядах общества на механизацию. В своих сочинениях он часто наделял заводские машины демонической, паразитической волей, рисуя их как «омертвленный труд», который «без остатка высасывает из работников жизненные соки». Рабочий становится «всего лишь живым придатком» «безжизненного механизма» [10]. В мрачном пророчестве, датированном 1856 годом, Маркс писал: «Все наши изобретения и прогресс привели к наделению материальных сил интеллектуальной жизнью и оглупляющему превращению человеческой жизни в материальную силу» [11]. Но Маркс, как утверждал специалист по средствам массовой информации Ник Дайер-Уитерфорд, также с большой похвалой отзывался о машинах как о средстве «освобождения» [12]. «Современная техника, – говорил Маркс, – обладает чудесной способностью облегчать труд и делать жизнь более плодотворной» [13]. Освобождая работника от узкой специализации труда, машины способствуют «полному развитию человеческой личности», помогают человеку выступать в «разнообразных социальных ролях» [14]. Именно в рабочих руках техника перестанет быть орудием угнетения. Наоборот, она станет залогом возвышения человека и его разностороннего развития.
Идея о том, что машины – освободители человечества, к концу XIX века крепко овладела умами передовых представителей западной культуры. В напечатанной в 1897 году статье, полной восхвалений в адрес механизации американской промышленности, французский экономист Эмиль Левассер восторженно отзывался о благах, которые новая технология несет «работающим классам». Механизация привела к росту заработной платы и снижению цен на товары, что существенно повысило благосостояние трудящихся. Благодаря ей были перестроены заводы и фабрики. Они стали чище, светлее и в целом более привлекательны, чем дьявольские темные предприятия первого периода промышленной революции. Но самое важное – это повышение квалификации рабочих. «Их обязанности, – отмечал Левассер, – стали менее обременительными, ибо машины делают все, что требует приложения большой физической силы; рабочий, вместо того чтобы работать мышцами, стал надзирателем, использующим свой разум». Однако он признавал, что рабочие тем не менее были недовольны: «Они винят машины в том, что те требуют такого повышенного внимания, что это буквально сводит их с ума. …Рабочие обвиняют механизацию в том, что она превращает в машину и человека, заставляя его ежесекундно повторять одни и те же монотонные движения». Тем не менее Левассер отметает эти возражения как проявления невежества и непонимания своего блага [15].
Некоторые творческие личности и интеллектуалы, считавшие, что умственный труд выше производительного физического труда, связывали механизацию с идеальным будущим. Оскар Уайльд в эссе, опубликованном приблизительно в то же время, что и статья Левассера, предрекал день, когда машины не только облегчат тяжкий физический труд, но и полностью его упразднят. «Весь неинтеллектуальный труд, монотонная, скучная работа, обязанности, связанные с жутким перенапряжением и невыносимыми условиями, – все это ляжет на плечи машин, – писал он. – Будущее человечества зависит от рабства машин и механизмов». То, что они станут рабами людей, представляется Уайльду конечным выводом человеческой истории. «Нет никакого сомнения в том, что именно в этом заключается будущность механизации, и точно так же, как деревья растут, пока хозяин поместья спокойно спит, человечество будет забавляться и предаваться просвещенной праздности. А ведь именно в этом, а не в изнурительном труде заключается его цель – производить изящные вещи, читать превосходные книги или восторженно созерцать прекрасный мир, пока машины будут выполнять столь же необходимую, сколь и неприятную работу» [16].