Стеклянная Крепость (ЛП)

— Давайте, вы возьмете прядь чьих-нибудь волос, мой добрый друг, — сказал моряк своим фальшиво веселым голосом. — Свой собственный локон, почему бы и нет? Вы же не захотите заплатить за то, чтобы поднять этот ваш уродливый клинок на Госпожу Илну.

— Ты думаешь, твоя сталь пугает меня, парень? — ответил Черворан. Его голова повернулась к матросу. — В амулете должна быть прядь моих волос, чтобы оживить симулякр. Задача Илны — управлять им. Ты думаешь создать моего двойника и выпустить его бесконтрольно?

— Тогда почему ее? — сказал Чалкус. — Возьмите волосы с моей головы, если хотите!

Он был зол так, как Илна редко его видела. Обычно все, что беспокоило моряка так сильно, как это, давало ему возможность убить кого-нибудь. Юмор ситуации поразил Илну, хотя никто, видя выражение ее лица, вряд ли догадался бы, что она улыбается.

— Глина была женской, следовательно, и управление должно быть женским, — ответил Черворан. — И есть другие причины. Если бы глина была мужского пола, я бы использовал Мастера Кэшела в качестве своего управления.

Его тон всегда был раздраженным, но, возможно, в данный момент он был немного более сердитым. Несмотря на то, как волшебник насмехался над мечом моряка, Илна заметила, что он не пытался пройти мимо него.

— Теноктрис, это правда? — потребовал ответа Чалкус. Он бросил взгляд на пожилую женщину, затем снова перевел его на Черворана. — Ему нужны волосы Госпожи Илны, как он говорит?

— Возможно, это правда, Чалкус, — осторожно произнесла Теноктрис. — Чтобы быть уверенным в этом, я должна была бы быть гораздо более великим волшебником, чем я есть.

— Вы еще будете, — сказала Илна. Она шагнула вперед и выхватила атаме из мясистых пальцев Черворана. Он попытался удержать его, когда понял, что она задумала, но у нее не было, ни малейшего желания позволять руке Черворана держать лезвие так близко к ее горлу. Она легко стряхнула его руку и поднесла лезвие к своей голове.

Илна другой рукой отщипнула прядь волос у себя за ухом, затем отрезала ее лезвием. Хотя железная рукоять побывала в руке Черворана, она оставалась ледяной. Ей не понравилось прикосновение металла, но она использовала атаме, а не свой собственный нож, потому что у него могло быть преимущество, которого она сама не понимала.

Мать Илны, Мэб, была волшебницей или кем-то большим, чем волшебница, ее мать и мать Кэшела. Илна никогда не встречалась с Мэб, видела ее только издали, и вряд ли поняла бы больше — ни о Мэб, ни о том, что она сама делала с тканью, — даже если бы они поговорили, как предполагала она. Но, как сказала Теноктрис, были причины, по которым волшебник мог использовать Илну или ее брата, чтобы увеличить силу своего заклинания.

— Илна? — сказала Теноктрис. — Я уверена, ты понимаешь это, дорогая, но есть опасности для человека, чья психика контролирует симулякр, то есть двойника волшебника.

— Спасибо вам, Теноктрис, — ответила Илна. Было странно осознавать, что у нее есть друзья, что есть люди, которые заботятся о ней. — Боюсь, и вставать по утрам тоже опасно. Особенно в наше время.

Она протянула прядь волос Черворану; он взял ее в ладонь, а не между большим и указательным пальцами, как она предлагала. Илна повернула атаме острием вверх и рукоятью в сторону волшебника, и он взял его.

Илна наблюдала, как Черворан с помощью ножа очертил овал вокруг трупа, оставив больше места у ног, чем у головы. Конец ножа лишь слегка задел мягкий камень, но, ни сделал, ни одного пропуска.

Она была рада избавиться от атаме; она скорее сунула бы руки в вонючую жижу склепа, чем снова прикоснулась бы к этому холодному железу. Но она сделала бы и то, и другое, и даже хуже, если бы этого потребовал долг.

Илна улыбнулась и, не глядя, дотронулась до тыльной стороны запястья Чалкуса. Он снова вложил клинок в ножны, но рукоять всегда была рядом с его руками. Она не стала бы притворяться, что счастлива, но она была рада быть тем человеком, которым была, а не кем-то слишком напуганным или брезгливым, чтобы делать то, что должно быть сделано.

Черворан шагнул в нарисованную им фигуру, встав у ног трупа. Он направил атаме в лицо женщины. Кто-то закрыл ей глаза, но рот ее был приоткрыт в предсмертной судороге. Она потеряла передние зубы как на верхней, так и на нижней челюстях.

— Аур механ..., — начал Черворан. Лазурный волшебный свет, голубизна которого была чище, чем что-либо в природе, сверкал на острие атаме. — Либаба ойматото.

Илна бесстрастно смотрела на труп женщины, гадая, как же ее звали. Города были обезличены так, как никогда не могло быть в таком крошечном местечке, как деревушка Барка, но Мона не была такой большой, какой бывают города. Люди на улице, где жила эта женщина, в ее многоквартирном доме знали бы ее по имени.

Теперь у нее ничего не было. Даже ее труп, ее тело, как выразился Черворан, забрали с другой целью. Конечно, теперь оно было только  для личинок, но, возможно, личинки были бы лучше.