Стеклянная мадонна

Так они ковыляли, пока Мануэль не поднял голову и не замер. Его опухшие глаза не сразу разглядели, что за пара наблюдает за ними. Опомнившись, он помотал головой, словно избавляясь от наваждения. Потом уронил голову на грудь. А когда снова поднял глаза, за ним уже никто не наблюдал.

Прошло три дня, прежде чем ему удалось вызвать Аннабеллу на разговор.

– Я был пьян! – крикнул он. – Понимаете? Пьян! Уже восемь месяцев я так не напивался. Время от времени у меня появляется желание выпить, и тогда я теряю голову. В этот раз еще куда ни шло, обычно это продолжается по три-четыре дня кряду. Для вас это новость? Тогда зачем, по-вашему, я копил выходные, когда работал в вашем имении? Чтобы как следует загулять! Уверяю вас, я не помню, как очутился в этом фургоне. Мне об этом известно ровно столько, сколько и вам. Одно могу вам сказать: будь я в своем уме, я бы ни за что там не оказался. – Подождав, он завопил: – Да скажите хоть что-нибудь! Валяйте, не стесняйтесь! Спросите, что там произошло! Что угодно спрашивайте, только не смотрите на меня так, словно перед вами распятый Христос. Я мужчина, а мужчине иногда бывает необходимо расслабиться, иначе он лопнет. Я много месяцев держал себя в узде и в этот раз не дал бы себе воли, потому что у меня совсем другое на уме, но не рассчитал сил…

Она позволила ему выговориться, после чего отвернулась и ушла.

Спустя недели две у Фэрбейрна появилось, что сказать жене о новой ситуации.

– Этой Бетти стоило бы надрать уши. Чтобы не лишиться из-за нее Мануэля, я сам это сделаю.

– Ты так или иначе его не лишишься, – спокойно ответила миссис Фэрбейрн. – Он возьмет в жены либо одну, либо другую. Дом в его распоряжении.

– Которую из них, как по-твоему?

– Мне бы хотелось, чтобы он остановился на Бетти. Ты заметил, что в последнее время творится с Вилли?

– Я не слепой, хозяюшка. Как ты относишься к его выбору?

– Если начистоту, то неплохо. Ни Лиззи, ни Сара не годятся ей в подметки. Но мне все равно неспокойно: это ее монастырское прошлое не дает мне покоя. Ты не задавался вопросом, почему ее не оставили в монастыре после смерти родителей? Выбросить на улицу такую молоденькую, милую девушку, передоверить ее семье Мануэля? Он, конечно, отличается от себе подобных, но все равно происходит из людей, занимающихся тяжелым трудом. Обычно монахини так не поступают, особенно с молодыми невинными созданиями, они не выставляют их за ворота. Нет, тут есть какая-то загадка.

Конечно, я не отказалась бы от такой невестки, но не думаю, что на это можно рассчитывать. Вилли ей не по сердцу, пусть она и приняла его шаль. Что ж, время покажет. Одно ясно: сейчас ей противен ее кузен – не знаю только, кузен ли он ей. Пока что я не собираюсь забивать себе этим голову, довольно с меня приближающейся свадьбы. Если в ближайшие три недели не потеплеет, то как, интересно знать, они доберутся до церкви?

Весь январь мужчины трудились на ветру с утра до ночи: они выкапывали овец с ягнятами из сугробов и перегоняли их на более высокие места, чтобы уже на следующий день опять пробиваться сквозь свежие снежные завалы, добираясь до животных. В итоге вокруг фермы выросли снежные валы.

Вечера теперь проходили иначе. Совместным сидениям у огня, как до Рождества, пришел конец. Мануэль теперь не отдыхал в кухне со всеми. Забрав свой ужин, он торопился в свой дом или на конюшню, где проводил недолгое свободное время.

Что касается Бетти, то она была весела, разговорчива и очень благодушна, по крайней мере днем; зато по ночам у нее появилась привычка – она разговаривала сама с собой. В первый раз это случилось спустя дня три после Нового года. Ее голос зазвучал в темноте, как мысли вслух:

– Наверное, у меня будет ребеночек… Это случится в октябре, но к тому времени мы уже обживемся.

В ту ночь Аннабелла не сомкнула глаз. В следующую ночь в темноте прозвучало:

– Некоторым стоило бы подумать о будущем. – На этом она смолкла.

На третью ночь было сказано:

– Смешно! Я была твоей нянькой, когда ты была маленькой, а он – твоим конюхом, когда ты подросла, а потом мы с ним сошлись. Мы с ним вроде как люди одного ремесла.

В следующую ночь бормотание продолжалось гораздо дольше, и Аннабелле пришлось в отчаянии зажать руками уши. Впрочем, недаром у нее был острый слух, она все равно продолжала все слышать, хотя и не так отчетливо.

– Привязалась к нему! Постыдилась бы! Верно говаривал мой папаша: кровь всегда берет свое. Вот и с тобой так: бесстыдно увязалась за мужчиной, как последняя потаскуха!