Стеклянное лицо

От нечего делать Неверфелл разглядывала подпиравшие своды крепи из толстых брусьев, дерево уже покрылось пылью, но почернеть еще не успело. То тут, то там висели ветроловки с колокольчиками – чтобы следить за воздушными потоками, на стенах белели меловые метки, а на полу виднелись криво написанные названия туннелей. В конце концов они очутились в длинной горизонтальной шахте, где кипела работа. Одни чернорабочие вытаскивали из боковых проходов ведра с кусками камня, другие сливали в деревянные желоба молочно-белую воду, третьи внимательно изучали бледные пласты в горной породе.

Появление Эрствиля с Неверфелл не осталось незамеченным. Чернорабочий махнул Эрствилю и, заметив затычки у него в ушах, произнес одними губами:

– Не здесь! Отведи ее вон туда, налево.

Эрствиль кивнул и повел Неверфелл в указанном направлении – через арку и дальше, по уходящему вниз туннелю прямо к грубо сколоченной двери, на которой поблескивали песочные часы.

– Наверное, здесь они держат Картографов, – прошептала Неверфелл. – Подожди меня снаружи – будет лучше, если один из нас останется следить за часами.

– Нет уж, я пойду с тобой, – неожиданно возразил Эрствиль. – У тебя и так мозги наперекосяк, если опоздаем – совсем скособочатся.

– Зато мне почти нечего терять, – философски заметила Неверфелл, набрала в грудь воздуха, перевернула часы и вошла в комнату, прежде чем Эрствиль успел что-нибудь сказать.

За дверью обнаружилось маленькое круглое помещение, где на деревянном стуле спокойно сидел мужчина лет пятидесяти. Его редеющие седые волосы были аккуратно зачесаны назад. На нем была теплая куртка с опушкой из серебристого, торчащего иглами меха. Судя по росту и широте обращенной к Неверфелл улыбки, он явно не принадлежал к числу чернорабочих. Так мог улыбаться профессор, радующийся новому ученику.

Картограф сидел босиком, и длинные, почерневшие от грязи пальцы на ногах безостановочно скребли по каменному полу, словно он пытался что-то подобрать.

– Хах, как раз вовремя! – поприветствовал он Неверфелл. – Поможешь мне пересчитать меридиан. Он опять повернулся против часовой стрелки и перемешал мне все азимуты.

– Я… – Неверфелл сглотнула и решила, что лучше говорить начистоту. – Я не Картограф.

– А я знаю, – безмятежно ответил мужчина. – У тебя бабочки на секстанте не в том порядке. Но сейчас и ты сгодишься. Вот, возьми конец веревки, медленно обойди вокруг меня и скажи, где я белее всего.

– Сэр, пожалуйста! – Неверфелл не хотела тратить драгоценные пять минут на то, чтобы ходить кругами. – Я хотела спросить вас о Трущобах. О туннелях, которые ведут туда и выходят оттуда. О том, что случилось семь лет назад.

– Трущобы. Тр-р-р-р-рущо-о-о-обы. – В первый раз Картограф прошептал это слово едва слышно, во второй – медленно выдохнул, так что в нем проступила барабанная дробь, а за ней – колокольный звон. – Давненько меня о них не спрашивали. Жалко, что их замуровали. Редко встретишь такой красивый Перекрут.

– Что такое Перекрут? – невольно спросила Неверфелл.

Картограф снова широко улыбнулся, словно Неверфелл преподнесла ему золотую чашу, полную шоколадного мороженого.

– Ты хочешь знать? – радостно спросил он. – Ты правда хочешь знать?

У Неверфелл возникло стойкое ощущение, что не очень-то она этого хочет.

– Но там был не только Перекрут, – продолжал Картограф. – В Трущобах происходило кое-что еще.

– Незаконное рытье туннеля? – предположила Неверфелл. Ее слегка сбивало с толку то, что до сих пор их беседа протекала абсолютно нормально. – Многие Картографы прибыли туда, чтобы разобраться с возникшим из ниоткуда туннелем. А потом они умерли.

– Да. От инфлюэнцы. Во всяком случае, так говорят.

Картограф внимательно смотрел на Неверфелл и как-то странно моргал. Обычно люди не закрывают глаза полностью, когда моргают, но он плотно смыкал веки и выжидал секунду, прежде чем их разомкнуть.

– Кто ты такая? И почему одета, как одна из нас? – Картограф по-прежнему улыбался, но в голосе зазвучали подозрительные нотки. Он подался вперед. – Зачем спрашиваешь про Трущобы?

Неверфелл понимала, что должна либо солгать, либо выйти из комнаты, так ничего и не узнав. Но вместо этого она, неожиданно для себя, медленно сняла очки. Свет единственной ловушки, свешивавшейся с потолка, упал на ее лицо.

– А. Ты. – Картограф откинулся на спинку стула. Медленно моргнул. – Ты ей не нравишься.

– Что? Кому я не нравлюсь? – озадаченно спросила Неверфелл, отгоняя непрошеное видение мадам Аппелин.

– Ты ей очень не нравишься. – Картограф склонил голову к плечу и закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях в пальцах ног. – Ты… щекочешься.

Неверфелл вспомнила, что Клептомансер говорил о Каверне, и, кажется, поняла, о ком идет речь.

– Я не хочу щекотаться, – с чувством выдохнула она. – Я вообще не хочу оставаться в городе. Но больше мне некуда идти.

– Если тебе некуда идти, воспользуйся Неоткрытой пещерой. Она ведет в никуда. Крики летучих мышей уходили в пустоту – и не возвращались обратно.