– Боюсь, у меня нет иного выхода. Ты забудешь все, что случилось после смерти великого дворецкого. Конечно, нам потребуется история, объясняющая твою внезапную амнезию. Давай-ка подумаем… Предположим, похитители, которые удерживали тебя два месяца, решили стереть твои воспоминания, чтобы ты не смогла их опознать, но не рассчитали силу Вина. Когда тебя спасли, ты была в состоянии шока и пришла в себя прямо перед слушанием… Ну как, звучит правдоподобно? – спросил Максим Чилдерсин, уже зная ответ.
У Неверфелл пересохло во рту.
– Сказать по правде, – продолжал винодел, – я не в восторге от того, что приходится стирать тебе память. За относительно короткий промежуток времени ты стала совершенно другим человеком, личностью интересной и достойной восхищения. Вино скоро принесут, ты выпьешь его и превратишься обратно в милую, доверчивую, беспомощную девочку… Да ты и сама помнишь, какой была раньше. Та, кем ты стала, исчезнет. Потому я хотел попрощаться с ней. – Он грустно улыбнулся и направился к выходу.
– Понимаю. – Неверфелл почувствовала, что ей нечем дышать. – Мастер Чилдерсин?
Винодел обернулся у самого порога, рука в перчатке уже легла на ручку двери.
– Что такое, Неверфелл?
– Вы не победите, мастер Чилдерсин. Я вам не позволю.
– У тебя нет плана, – мягко сказал Чилдерсин. – У тебя нет союзников. У тебя нет свободы. И очень скоро ты и вовсе забудешь, почему хотела мне помешать.
– И все же я вас остановлю. – В груди у Неверфелл поднималась горячая волна, и вместе с ней возвращалась вера в свои силы. – Остановлю. Посмотрите на меня, мастер Чилдерсин. Посмотрите мне в лицо и скажите, что я блефую.
Чилдерсин вперил в нее долгий взгляд – и так ничего и не сказал. Вместо этого он слегка покачал головой и молча вышел из комнаты.
Наконец лекарей сменили служанки Чилдерсинов в форменных платьях. Они принесли ванну, ведра воды и брусочки рассыпчатого мыла, завернутые в розовые листья. Неверфелл позволила себя раздеть – служанки суетились вокруг, а она наблюдала за ними как будто со стороны. Мысленно она вернулась в свой первый день у Чилдерсинов. Тогда ее точно так же раздевали и мыли, а ей казалось, что ее спасли. Только теперь Неверфелл поняла, что происходило на самом деле. Чилдерсины чистили и полировали инструмент. Скоро они сотрут ей память, и она снова преисполнится благодарности к своим спасителям и будет смотреть на них большими невинными глазами.
Неверфелл заметила, что горничные стараются не встречаться с ней взглядом. Если же им случалось посмотреть на ее лицо, они ежились и отворачивались. Наверное, глядеть на нее было слишком больно, совсем как когда она сидела в клетке Следствия.
Погрузившись в пустые мысли, Неверфелл едва не упустила из виду клочок бумаги, вплетенный в тонкую косичку, которую почти скрывали крысиные хвостики ее волос. Когда служанка прошлась частым гребнем по спутанной шевелюре Неверфелл, клочок высвободился и упал на пол. Неверфелл краем глаза заметила на нем серые загогулины, отдаленно напоминающие буквы.
Она торопливо прикрыла бумажку ногой и, убедившись, что никто не смотрит, украдкой запихнула под ванну.
– Пойдем, милая.
Старшая горничная помогла ей залезть в воду, после чего Неверфелл принялись намыливать и тереть. От краски для волос вода стала фиолетовой. Но Неверфелл могла думать только о клочке бумаги. Она все время боялась, что кто-нибудь заметит его, удивленно вскрикнет, вытащит из-под ванны. Ей оставалось только благодарить служанок за то, что они брезговали смотреть ей в лицо. Иначе они бы сразу поняли, что она что-то скрывает.
Наконец Неверфелл вылезла из воды. Когда ее обтирали полотенцем, она наклонилась – якобы почесать палец на ноге, – быстро подобрала бумажку и зажала в кулаке.
Только вытерев ее насухо, нарядив в знакомое зеленое платье и причесав, служанки ненадолго оставили Неверфелл одну. Она дрожащими пальцами развернула серый клочок и поднесла его к светильнику, чтобы разобрать едва различимые слова. «Все будет хорошо. Доверься себе», – было написано ее собственным почерком.
Вскоре стало предельно ясно, что одну Неверфелл больше не оставят. Ее под охраной препроводили к паланкину и заперли внутри. Пока его несли куда-то, Неверфелл сворачивала и разворачивала записку.
«Все будет хорошо. Доверься себе».
Что это могло значить? В смысле, «все будет хорошо»? В чем она должна себе довериться?
Неверфелл прокручивала в голове сценарий за сценарием. Чилдерсины собирались напоить ее Вином. Возможно, она успеет опрокинуть бокал, или выплюнуть Вино, или выблевать его, прежде чем оно успеет стереть ее воспоминания.
Паланкин остановился.
– А вот и вы, мисс. Она внутри.
Загремели запоры, дверь отворилась, и Неверфелл бросилась наружу, надеясь побороться за свою свободу. Но стражники были готовы к подобной выходке. Они скрутили Неверфелл и заставили стоять почти смирно. Удары атласных туфелек не причиняли им вреда. Взгляд Неверфелл почти тут же наткнулся на девочку, которая замерла чуть поодаль.