Стеклянные дома

 - Ха-ха, - выдала Мирна. – Антон - молодой мужчина, как вам прекрасно известно. Мечтает стать шеф-поваром. И он особо интересуется кухней, в основе которой будет лежать что-то, свойственное исключительно нашей местности.

 - Деревья, - сказала Кати. – И трава.

 - И англо* (*англофоны – местное название англоговорящих жителей), - добавила Лея. – Ням! Хочу с ним познакомиться. Думаю, есть специальные социальные программы, которые могут ему помочь.

 - Извини, - сказала Мирна. – Тебя, должно быть, все время о таком спрашивают.

 - А я люблю помогать, - уверила ее Лея. – А уж если за бесплатную еду, то еще лучше.

 - Великолепно. Как насчет сегодняшнего вечера?

 - Сегодня не могу. Ужинаем в Кноультоне. Но мы что-нибудь придумаем перед отъездом.

 - Когда уезжаете?

 - Через пару дней, - сказала Кати.

Странно расплывчато, подумала Мирна, особенно для людей с жестким расписанием.

*   *   *

Когда пекарня наконец опустела, а выпечку отправили в духовые шкафы, Жаклин запустила таймер.

 - Вы не против, если я…

 - Конечно нет. Ступай, - разрешила Сара.

Жаклин не надо было сообщать, куда она направляется. Сара и так знала. И желала Жаклин удачи. Если они с парнем-мойщиком посуды поженятся и тот станет шеф-поваром, тогда Жаклин точно останется.

Сара стыдилась своих эгоистичных мыслей, но, в конце-то концов, она же не желает Жаклин проблем. Бывают вещи и похуже, чем выйти замуж за Антона.

Если бы Антон еще отвечал Жаклин взаимностью. И если бы та умела печь багеты, подумала Сара, отскребая прилавок. Да. Тогда все бы стало, как надо.

Во вселенной Сары хороший багет был сродни волшебной палочке, решающей все проблемы. 

Жаклин прошмыгнула в соседнюю дверь, на кухню бистро. Полдень. Персонал готовится к обеду, но для мойщика посуды наступило самое спокойное время дня.

 - Я только что хотел пойти повидать тебя, - сообщил Антон. – Видела?

 - Такое сложно не заметить.

Она расцеловала его в обе щеки, он поцеловал ее в ответ. Так он мог бы целовать Сару, например.

 - Может, нам стоит рассказать? – спросила Жаклин.

 - Что мы можем рассказать? – возразил он, стараясь говорить тише. – Да и кому?

 – Месье Гамашу, конечно, - ответила Жаклин.

 - Нет, - отрезал Антон. – Обещай, что не станешь этого делать. Мы же не знаем, что это такое…

 - Но у нас есть отличная версия, - настаивала она.

 - Но мы не знаем наверняка, – Антон понизил голос, когда на него воззрился шеф-повар. – Может быть, оно исчезнет.

У Жаклин были свои причины беспокоиться, но в этот момент она полностью сосредоточилась на том, как реагирует на незнакомца в черном Антон.

*   *   *

Арман сидел с книжкой в бистро.

Он чувствовал на себе взгляды. Все с одинаковым посылом: «сделай что-нибудь с этой штукой на деревенском лугу. Заставь ее исчезнуть. Какая польза от того, что сосед руководит Сюртэ, если он не способен нас защитить»?

Закинув ногу на ногу, Гамаш прислушался к шепоту огня в камине. Ощущал тепло, аромат дыма и сверлящие спину взгляды соседей.

Возле очага имелось очень удобное кресло, но он сел возле окна. Отсюда он мог видеть фигуру на лугу.

Как и Рейн-Мари, Арман заметил, что к обеду постепенно перестал думать о незнакомце как о «нем». Существо превратилось в «это».

Гамаш лучше всех понимал, насколько это опасно. Насколько опасно лишать человека человеческой сущности.  Потому что при всей странности поведения, под плащом находился именно человек.

Гамашу заинтересовала его собственная реакция – он желал, чтобы оно куда-нибудь делось. Хотелось пойти и арестовать это. Его.

За что?

За нарушение его, Гамаша, душевного равновесия.

Невозможно без конца повторять каждому, что тут нет угрозы.  Потому что он сам в этом не уверен. Он знал лишь, что не может ничего сделать. Тот факт, что он глава Сюртэ, делал это невозможным.

*   *   *

На присяге Рейн-Мари стояла рядом с ним. Гамаш в офицерской форме – золотые эполеты, золотая тесьма и золотая пряжка на поясе. И награды, которые он надевал редко и неохотно. Каждая награда напоминала ему о событии, которого не должно было случиться. Однако оно случилось.

Гамаш стоял твердо, непоколебимо.

Сын и дочь наблюдали за ним. Его внуки видели, как он, воздев руку, клянется защищать Служение, Честь, Правосудие.

В полном зрителей зале Национальной ассамблеи присутствовали друзья и соседи.

Жан-Ги Бовуар, его давний помощник, а теперь и зять, держал на руках собственного сына.

Гамаш предложил Бовуару присоединиться к нему в главном управлении Сюртэ. Снова в роли заместителя.

 - Кумовство? – спросил Бовуар. – Нерушимая квебекская традиция.

 - Ты же знаешь, как я чту традиции, - улыбнулся Гамаш. – Но ты заставляешь меня признаться, что ты самая лучшая кандидатура на эту должность, Жан-Ги, и комитет по этике со мной согласен.

 - А тебе неловко?

 - Oui. В Сюртэ нынче меритократия. Так что давай не…

 - «Не облажайся»?

 - Я хотел сказать, не забудь круассаны, но и это тоже.

И Жан-Ги ответил: «Oui. Merci». И смотрел, как шеф-суперинтендант Гамаш пожимает руку главному судье Квебека, потом поворачивается к переполненному залу.