Стеклянные дома

А потом Бовуар набрал в строке поиска «Повелитель мух», и нажал Enter.

*   *   *

 - Клара! - позвала Мирна.

Коттедж был погружен в темноту, горела лишь лампа в гостиной.

Мирна включила свет - взору предстала уютная кухня. Пусто.

Ей не хотелось нарушать покой подруги, особенно если та спит. Но, как подозревала Мирна, после случившегося сегодня днем у них всех будут проблемы со сном.

Они ушли от Гамашей, когда Арман вернулся домой. Знали, что этим двоим нужно побыть наедине.

 - Боже, ты разбудила меня, огромная ты куча…  одежды!

Мирна, как только оправилась от испуга, заглянула в гостиную. Там, обрамленная прямоугольником дверного проема,  обнаружилась сумасшедшая дряхлая поэтесса. А так же ее утка. Со взъерошенными перьями.

 - Одежды?

 - Ладно, я имела в виду «дерьма», но Михаил попросил меня быть повежливее. Поэтому буду тебе признательна, если ты, когда я к тебе обращусь, самостоятельно заменишь нужное слово на «дерьмо».

Мирна шумно втянула воздух носом, выдохнула через рот. И начала беспокоиться, что  Рут на самом деле удастся прошкандыбать прямиком в рай при посредничестве обведенного вокруг пальца архангела. В таком случае…

 - Где Клара?

 - Откуда мне, на хрен знать, придурочная?

 - А тут какое слово я должна заменить?

 - Хм, дай-ка подумаю.

На самом деле, Клара могла находиться лишь в одном месте. Туда она неизменно удалялась, когда вокруг становилось плохо.

 - Вот ты где, - проговорила Мирна, тихо постучав в дверь Клариной студии.

В мастерской горел свет. Не яркий. Ровно такой, чтобы создавался эффект мягкого утреннего солнца.

Клара развернулась на табуретке - в руке тонкая кисть, на мольберте портрет.  

Мирне был виден только краешек картины. Остальное закрывала собой Клара.

Холсты стояли прислоненными к стенам студии. Должно быть, дюжина портретов. Некоторые почти завершены. Но большинству до готовности было далеко.

Походило на комнату, в которой собрали покинутых людей.

Мирна отвернулась, не в силах смотреть им в глаза. Боясь мольбы, которую могла в них разглядеть.

 - Как движется? - спросила она , мотнув головой в сторону мольберта.

 - Вот ты и скажи мне.

Клара слезла с табурета и отошла в сторону.

Мирна округлила глаза.

Обычно Клара писала портреты - незаурядные лица во весь холст. Некоторые вызывали улыбку. Некоторые одаривали зрителя необъяснимой меланхолией, или неловкостью, или радостью.

Некоторые провоцировали стойкое чувство ностальгии  без очевидной причины, если только Клара не была алхимиком, способным запечатлевать эмоции, или даже воспоминания, при помощи красок. Ископаемые эмоции превращались в краски, а затем, обрамленные, возвращались к человеку.

Но эта работа была иной. Это был совсем не портрет. По крайней мере, не портрет человека.

На нем были запечатлены питомец Клары Лео и Грейси - его сестричка по помету, взятый Гамашами щенок… или не щенок.

Лео гордо восседал, величественный, красивый, уверенный. А коротышка Грейси стояла рядом с ним, по обыкновению вскинув мордочку. Комичная. Тощая. Страшненькая. Взгляд ее глазок был направлен куда-то за спину зрителю.

Мирна готова была обернуться, чтобы самой увидеть, на что же смотрит Грейси.

Собаки не были прелестными. Не было в них и ничего трогательного. Напротив, них ощущалось что-то дикое, первородное.

Кларе удалось запечатлеть, какими бы стали эти двое домашних питомцев, останься они брошенными на улице. Если бы их не подобрали и не одомашнили. Она изобразила то, что до сих пор хранилось в их ДНК.

Мирна невольно потянулась к холсту, но поймав себя на этом, отдернула руку.

Она была уверена, что услышала рычание.

 - Прости, - сказала она Кларе. - Я не должна была тебя отвлекать. Я пошла в бистро, но там все только и говорят про убийство, а мне захотелось куда-то сбежать, но оставаться одной не хочется.

 - Мне тоже. Бедная Рейн-Мари, - вздохнула Клара и села рядом с Мирной на продавленный диван. Их окружал знакомый умиротворяющий запах масляных красок и залежалых бананов.

 - Я пыталась выкачать из Армана информацию, - сообщила Мирна. - Но он лишь одарил меня таким взглядом и ушел.

Им всем был знаком такой взгляд. Им и раньше доводилось его видеть. Чаще, чем можно представить.

В нем не было осуждения. Не было и предупреждения, что не следует задавать вопросы - Гамаш удивился бы, если бы они не спрашивали. А они бы удивились, если бы он им ответил.

В таком взгляде явственнее всего остального читалась решимость.

А на этот раз к ней прибавился гнев. И шок. Хотя Гамаш старался скрыть оба чувства.

Мирну всегда поражало, что человек, охотящийся за убийцами всю сознательную жизнь и ставший в итоге руководителем Сюртэ, до сих пор способен удивляться убийству.

И, тем не менее, он удивлялся. Она это видела.

Он рассказал ей о своем решении не просто вернуться в Сюртэ, но встать у руля.

 - Ты думаешь, что можешь что-то изменить? - спросила она тогда, и увидела улыбку на его лице. Морщинки разбежались от уголков рта.

 - В твоем голосе я слышу сомнение, - заметил он.

 - Я просто пытаюсь понять, зачем тебе это.

 - Ты боишься, что это высокомерие? Или гордыня? - догадался он.