Стеклянный букет

— Нет, не помню такого, — ответила сестра. Подумала и еще раз сказала: — Нет, такого не было.

— Значит, погиб, — сказала мама. — Он был водителем танка, которым командовал мой муж, и муж писал, что они с Сережей Коробковым совсем как братья, что Сережа о нем заботится, как родной…

Пока сестра рассказывала, я сидел на одном стуле с мамой и все старался сесть к ней как можно ближе, чтобы она не так дрожала. Но она все-таки никак не могла слушать спокойно, и потому я даже обрадовался, когда сестра, наконец, ушла.

Но потом стало еще хуже. Пришли тетя Оля и Анна Николаевна, мамина знакомая, и они обе начали говорить о том, как брать папу домой.

Тетя Оля все уговаривала маму, что папе гораздо лучше в инвалидном доме, что там за ним хороший уход, а дома он такого обслуживания не может получить.

Тогда я вмешался в разговор и сказал как можно спокойней:

— Обслуживание будет еще лучше: я сам буду за ним ухаживать.

Анна Николаевна засмеялась и говорит:

— Представляю, какой это будет уход! Уйдешь на целый день играть в хоккей или в футбол, вот тебе и уход!..

Ну, я тут не выдержал и закричал:

— Не имеете права так говорить! Вы ничего не знаете!

Мама меня успокаивает, гладит, а сама тоже вся белая. Ну, они видят, что мы их не слушаем, поднялись и ушли.

Вечером я собирал маму в дорогу. Положил ей в чемодан одеяло, полотенце, мыло, пять штук котлет. Она сама непременно что-нибудь позабыла бы: последние дни она все забывает.

Поезд уходил поздно ночью, так что я маму не провожал.

Сегодня был в школе. Там все вспоминают о каникулах: кто был на елке в Доме союзов, кто праздновал в Доме пионеров. Некоторые уезжали к родным за город и ходили на лыжах. Все смеются, все рассказывают, многие принесли с собой разные подарки, полученные к Новому году. Паше Воронову мать подарила старинную звезду, которую получил еще его прадед. На звезде написано золотыми буквами: «За верность знамени» — и Пашка уверяет, что эту звезду носил сам Суворов.

А Леше Винтику мать достала где-то светящийся кораблик. На вид он как будто из белой кости, а подержать его на солнце или у лампы, и он начинает светиться зеленым светом, как светляк. Винтик держит его под курткой, в темноте, и всем показывает, как будто там у него что-то очень таинственное.

Один только я ничего не показывал и не рассказывал. Ребята меня тормошили, а потом бросили, занялись своими делами. Я потихоньку сказал Винтику, что у нас случилось. Винтик прямо побледнел — ведь он знал папу. Но потом он подумал и сказал:

— Если бы с моим папой такое случилось, я бы все равно радовался. Пускай какой угодно инвалид, лишь бы живой остался.

10 января

От мамы пришла телеграмма: тринадцатого она приедет вместе с папой.

После школы ребята собрались идти в Парк культуры на каток, звали в кино, но я не пошел. Мне не хотелось. Вообще мне сейчас неинтересно многое из того, что раньше нравилось. Даже марками я не занимаюсь вот уже сколько дней, с самого Нового года.

Все это мне сейчас кажется нестоящей чепухой. Как будто до сих пор я был маленький и играл в игрушки и только сейчас вырос и стал многое понимать.

Мне раньше хотелось поскорей вырасти, а теперь жалко, почему я не маленький: ходил бы себе, играл бы в войну или в рыцарей и ни о чем не думал бы.

Сегодня я тоже играл сам с собой. Только игра эта очень страшная. Я закрыл глаза, заткнул ватой уши и представлял, будто я глухой и слепой, будто у меня нет рук и я не могу ничего говорить. Вот я лег на постель и попробовал встать без рук. Очень трудно. А потом я пошел по комнате с закрытыми глазами, и хоть я очень хорошо знаю нашу комнату, я все-таки все время натыкался то на стулья, то на стены. Потом я попробовал без рук есть и пить, только у меня ничего не получилось, и я пролил чай на колени. Потом я захотел представить, что я немой, но это было очень трудно, и я бросил.

Если бы мама была дома, она, наверное, накричала бы на меня за это или, может быть, стала бы плакать.

А я все-таки рад, что попробовал. Теперь я знаю, что нужно папе. И я постараюсь быть его руками, глазами, ушами и языком.

Я так устал после всего этого, что не могу больше писать.

11 января

Сегодня издали видел, как Соня идет в булочную. Тогда я спрятался в подъезде. Наверное, она думает, что я за что-нибудь сержусь и только не хочу ей говорить.

12 января

Мама велела мне спрятать на всякий случай все папины фотографии. Если он все-таки видит хоть немного, ему будет неприятно смотреть и сравнивать, каким он был раньше и каким стал теперь. Я спрятал сегодня к себе в стол все карточки. И ту, на которой папа снят еще студентом у чертежной доски, и ту, где мы все трое и где я совсем еще маленький. И еще мою любимую фотографию: на ней папа снят вместе со своим водителем Сергеем Коробковым. Они оба стоят в расстегнутых шинелях на лесной опушке, а сзади виден папин танк с надписью «Вперед на врага». И у папы и у Коробкова на этой карточке веселые, добрые лица, а глаза так и смотрят на тебя, как будто здороваются и говорят что-то хорошее.

13 января