Стеклянный букет

Сейчас уже ночь, все в квартире спят, но я решил все-таки написать про все сегодняшнее, потому что завтра мне, наверное, будет уже некогда.

За дверью в соседней комнате спит папа, и я даже слышу, как он дышит во сне. Я уже два раза подходил к нему, поправлял одеяло, которое сползло, потому что сам он поправить, конечно, не может.

Теперь я уже немного привык к нему. А с утра, когда они только что приехали, я очень испугался.

Я так испугался, что стоял как каменный, и только когда мама сказала: «Андрюша, что же ты? Поди обними папу!», я опомнился и подбежал к ним.

Я думаю, каждый на моем месте испугался бы. Всю жизнь знаешь одного отца, привыкаешь к его лицу, рукам, волосам — и вдруг приходит совсем другой человек, бритый, в очках.

Рост у него был папин и костюм папин — синий в полоску, — но рукава засунуты в карманы. Мама суетилась вокруг, лицо у нее было очень бледное и усталое: наверное, она все эти ночи не спала.

— Что же ты, Андрюша? — опять сказала она. — Ты, верно, испугался очков?

Она сняла с него очки, и тогда я стал обнимать папу и прятать лицо, потому что не мог на него спокойно смотреть. Глаза у него прежние, темно-карие, но смотрят как будто сквозь меня. Зато пахло от него по-старому — немножко мылом, табаком, кожей от сапог. И когда я узнал этот запах, я стал спокойней и даже смог поцеловать папу. Только он меня как будто не заметил.

Я стал кричать громко:

— Папа! Папа! Это я, Андрюша! Ты узнаешь меня? Посмотри на меня!

А он опять посмотрел мимо меня и вдруг начал что-то бормотать, быстро и непонятно.

Тут мне ужас как захотелось зареветь, но я увидел, что мама чуть не падает от усталости, и стал ее и папу усаживать, побежал за чайником, и, в общем, реветь мне сделалось некогда.

Потом я умывал папу с дороги, поил чаем из чашки, давал бутерброды с маслом. Папа всегда раньше курил после еды. И потому я, вынул из его старого портсигара папиросу, сам ее зажег и вложил ему в рот. И он затянулся, а потом опять заговорил свое.

Может быть, ему понравилось, что я угадал его желание.

Мама посуетилась-посуетилась, а потом села вдруг и руки опустила, как будто и она такая же, как папа. Пришлось мне ее насильно кормить и поить. Она сначала ничего не хотела, потом выпила горячего чаю и немножко отдохнула. Начала мне рассказывать, что ей сказали про папу в Доме инвалидов.

Папа, оказывается, видит, но плохо понимает. У него «затуманенное сознание», и врачи думают, что он еще может поправиться, если за ним будет хороший уход. Он получил сильную контузию и от этого не слышит и не говорит. Врачи не могли сказать, когда он выздоровеет, но маму уверяли, что надежда не потеряна.

Мне было странно так громко разговаривать о папе, когда он сидит тут же, за столом. Но он не обращал на нас никакого внимания.

— Он все время такой. И со мной так же встретился. Видно, не узнает, — сказала мама.

Она положила голову на стол. Я подошел и стал гладить ее по волосам. А папа сидел и говорил непонятное…

Сейчас, когда я хотел уже сложить тетрадь, ко мне подошла мама. Я думал, что она станет сердиться на меня, что я так поздно не сплю, но она меня нисколько не ругала. Положила только мне на плечо руку и сказала:

— Держись, Андрюша. Помни, что мы с тобой взяли на себя заботу о человеке — об отце. Это очень важная забота. Держись, Андрюша.

— Пойдем, — сказал я, — я уложу тебя спать.

И в эту ночь не мама укладывала меня, а я маму.

13 января, через два часа

Я не могу спать. Совсем не могу, ни минуточки. Сейчас, наверное, два часа ночи, а я еще и не засыпал. Я все лежал и все думал. Что теперь с нами будет? Как мы будем жить? Может, врачи нарочно сказали маме, что папа еще поправится? Может, он даже никогда не поправится?! Всегда будет таким…

Почему я не взрослый? Почему я еще мальчик?! Если бы я был сейчас взрослый, у меня была бы такая сила, что я все мог бы выдержать, всем бы помогал — и маме и папе — и ничего бы не боялся.

Вот в прошлом году я читал про Героя Советского Союза Юрия Смирнова, как его фашисты живого распяли. Они хотели добиться от него, куда пошли наши танки и где осталась свободная дорога, чтоб им удрать. Но Юрий Смирнов ничего не сказал, ни слова, и фашисты прибили его живого большими гвоздями к стене.

А ведь он был только на пять лет старше меня! Неужели я не могу быть, как Смирнов, — такой же сильный, железный даже, чтобы всякие муки выдерживать и смотреть спокойно на самое страшное?! Ведь сначала этот Смирнов был совсем простой, обыкновенный, вроде меня. И ничем не выделялся: в кино ходил, на речку купаться. И Зоя Космодемьянская, и Матросов, и Покрышкин, который теперь три раза Герой, тоже ведь были когда-то простыми ребятами!..

Сазонов Андрей, двойка за поведение! Скорей, скорей надо погасить свет, а то мама зашевелилась!

Что нам делать? Что нам делать?!

15 января