Стеклянный букет

На лестнице была постлана красная дорожка, и внизу дежурили два девятиклассника: записывали, кто пришел и в каком году окончил школу. Тут были самые разные года, даже такие, что меня еще на свете не было, когда эти люди уже кончили учиться.

— Некрасов приехал? — первым делом спросил я девятиклассников.

— Приехал, приехал. В свой старый класс пошел.

Я побежал наверх — смотреть на знаменитого конструктора. Еще издали я увидел большую толпу ребят в дверях седьмого «Б». Они так забили дверь, что я еле смог протиснуться в класс. Там за второй партой сидел, немного сутулясь, человек в синем костюме, с золотой звездой на пиджаке. Голова у него была бритая, большая, а глаза маленькие, быстрые, заметливые. Он с удовольствием осматривался по сторонам, разглядывал нас и трогал рукой парту, как будто гладил ее.

— Вот за этой самой партой я сидел много лет, — сказал он, ни к кому особенно не обращаясь. — Тогда она мне была как раз по росту, а теперь мне тесновато сидеть, — и он вытянул длинные ноги в начищенных ботинках. — Вообще все стало каким-то маленьким, — прибавил он.

— Это потому, что вы сами выросли, — сказал вдруг я.

Сам не понимаю, как это у меня вырвалось. Мне сразу стало неловко, зачем это я вылез. Я спрятался за ребят, но Некрасов перегнулся через парту и вытянул меня за руку.

— Это ты верно заметил, — сказал он. — Как тебя зовут?

Я сказал.

— А ты хорошо учишься, Сазонов?

— Ничего, — сказал я.

— Неправда, неправда, товарищ Некрасов! Он хорошо учится. На одни пятерки. А по истории и географии у нас первый! — закричали тут ребята.

Некрасов посмотрел на меня и вздохнул.

— А я вот неважно учился, ребята, — сказал он. — Лодырничал. Особенно в математике отставал. А потом так об этом жалел — ужас. Пришлось мне заново все учить. А взрослому это труднее. И вообще, если бы я учился сейчас, в ваше время, я свой первый самолет сделал бы гораздо раньше и лучше!..

— Как это? Почему? Расскажите, товарищ Некрасов! — закричали мы и еще теснее обступили Героя Социалистического Труда.

— Когда я учился, у нас не было ничего, кроме физического кабинета, — начал он. — Меня с детства интересовала авиация — дирижабли, воздушные шары, аэропланы. Но мне не у кого было спросить совета, негде было конструировать те модели, которые я пытался рисовать в тетради. А сейчас, если вас интересует какая-нибудь область, к вашим услугам десятки лабораторий, кабинетов, мастерских, кружков. Ведь, наверное, у вас работает авиамодельный кружок?

— Работает, работает! И при пионерской комнате есть специальная авиалаборатория, — сказали мы.

— А вот ее главный директор, — сказал я и вытолкнул вперед Винтика. — Он у нас, товарищ Некрасов, собирается такой самолет сконструировать, чтобы на Луну полететь.

Некрасов очень серьезно посмотрел на Винтика.

— Это интересно, — сказал он. — Ты мне расскажи, по какому принципу ты конструируешь такой самолет. Может быть, мы что-нибудь вместе сообразим.

Винтик от радости себя не помнил. Сам знаменитый конструктор хочет ему помогать! И он очень деловито начал объяснять Некрасову свою конструкцию.

— Знаешь что? Приходи ко мне на завод, и там мы поработаем с тобой, — предложил ему Некрасов.

Ох, видели бы вы Винтика! Он так раздулся от гордости, что на него было смешно смотреть.

— А пропуск вы закажете? — спросил он солидно.

— Закажу. Давай я запишу твою фамилию. — Некрасов вынул самописку и блокнот.

— Винтик Алексей Степанович, — сказал Винтик.

Некрасов засмеялся:

— Фамилия у тебя, брат, самая техническая. Может быть, ты тот самый винтик, без которого ни одна машина не работает?

Винтик тоже засмеялся, хотел ответить, но тут раздался звонок: это всех приглашали в зал на торжественный вечер.

В зале было уже полным-полно. На сцене в центре сидел наш Кузьмич, а рядом с ним — слепой старик с бородой, бывший директор нашей школы. А слева от старика — Игорь Ильинский, которого все ребята сейчас же узнали: ведь он наш любимый герой в кино, и вот, оказывается, он тоже кончил нашу школу! Еще на сцене сидели два полковника с орденами: один известный ученый-полярник и один инвалид с костылями. Мне после ребята сказали, что он изобретатель и во время войны изобрел какое-то особенное орудие.

И все эти люди окончили нашу школу, все благодарили Кузьмича и целовались со своими старыми учителями.

Александра Некрасова попросили выступить. Он вышел на сцену, погладил свою бритую голову, посмотрел в зал и сказал, что он сегодня на редкость счастливый человек, ему так приятно быть здесь и так это замечательно — учиться в мирной, свободной стране, из которой мы навсегда прогнали врага. Потом он начал рассказывать о своих самолетах, сколько они наделали фашистам неприятностей и как это увлекательно конструировать новый самолет. Он сказал, что каждый раз во время работы так волнуется, что у него даже уши горят, а это для него верный признак, что конструкция удается. Тут ему захлопали так, что задребезжали окна, а Винтик толкнул меня в бок и шепчет:

— И у меня, когда я что-нибудь изобретаю, уши горят… Наверное, это хороший признак.