Изотта-Франскини направилась на север, когда солнце уже низко стояло на Андаманским морем, и к тому времени, когда они добрались до Сангеи-Паттани, уже почти стемнело. Они поднимались по склону Гунунг Джераи, и передние фары Изотты-Франскини сияли в пелене пыли. Проехав под арочными воротами имения, они прибавили хода по красной проселочной дороге. Потом автомобиль завернул за угол, и впереди показался особняк, эффектно возникнув из-за склона, с горящими в окнах и дверных проемах огнями. Центральной точкой дома являлась круглая башня, вокруг которой шла широкая веранда, а крыша слегка загибалась вверх в китайском стиле.
— Морнингсайд-хаус, — провозгласила Эльза.
Долли была поражена. В чернильной темноте дом словно излучал какой-то нереальный блеск, свет словно шел из какого-то внутреннего источника, выплескиваясь из горы, на которой стоял особняк.
— Он великолепен, Эльза, — сказала Ума. — Другого слова и не подберешь. Думаю, это, наверное, самый прекрасный дом, который я когда-либо видела.
Внутри дом пылал богатым теплом полированного дерева. Спускаясь к ужину, Долли и Ума заблудились в длинных коридорах, отвлекаясь на множество деталей интерьера: на полу был узорчатый паркет, а стены покрыты деревянными панелями из дорогого дерева с тонкой текстурой. Эльза пошла их искать и обнаружила, что обе ощупывают перила большой винтовой лестницы в центре дома.
— Какая красота.
— Вам нравится? — лицо Эльзы засияло от удовольствия. — Когда мы строили Морнингсайд, Мэтью как-то сказал: "Всему, что имею, я обязан дереву — тику, гевее". И я подумала, что так оно и должно быть — Морнингсайд станет монументом, посвященным дереву! Я попросила Раджкумара прислать из Бирмы лучший тик, отправила людей на Сулавеси и Суматру. Вы увидите, что каждая комната сделана из разного дерева.
Эльза повела их вниз по лестнице и проводила в столовую, очень большую, с длинным полированным деревянным столом посередине. Стены обрамляли бамбуковые циновки, а свисающие с потолка светильники были встроены в сверкающие корзины из ротанга. Когда они вошли в комнату, из-за стола встал Сая Джон и медленно, опираясь на трость, подошел к Долли с Умой, он выглядел словно уменьшившимся, похожим на гнома, как будто его тело съежилось по сравнению с головой.
— Добро пожаловать, добро пожаловать.
За ужином Ума и Долли сидели между Мэтью и Саей Джоном. Мужчины старались, чтобы их тарелки всегда были наполнены.
— Это гулаи-тумис, рыба с бутонами розового имбиря, бунга-кунтан.
— А это?
— Жареные в листьях пандана креветки.
— Арахисовые булочки.
— Рисовые пирожки из девяти слоев.
— Цыплята с голубыми цветами — бунга-теланг.
— Маринованная рыба с листьями куркумы, лайма и пурпурной мяты.
— Салат из мелко нарезанного кальмара, горца и дуан-кадо — лианы, которая пахнет, как целый сад специй.
С каждым кусочком рты наполнялись новыми вкусами и ароматами, столь же незнакомыми, сколь и восхитительными.
— А как называется это? — воскликнула Ума. — Я думала, что в Нью-Йорке пробовала всё, но никогда не ела ничего подобного.
Сая Джон улыбнулся.
— Так тебе понравилась перанаканская кухня [32]
?— Никогда не пробовала ничего лучше. Откуда это?
— Из Малакки и Пенанга, — улыбнулась Эльза. — Один из последних величайших мировых секретов.
Наконец-то насытившись, Ума оттолкнула последнюю тарелку и откинулась на стуле. Она повернулась к Долли, которая сидела рядом.
— Столько лет прошло.
— Двадцать три, почти день в день, — ответила Долли, — с тех пор, когда я последний раз видела тебя в Рангуне.
После ужина Долли проводила Уму до спальни. Она сидела скрестив ноги на кровати, пока Ума расчесывала волосы у туалетного столика.
— Ума, — робко произнесла Долли, — знаешь, мне до сих пор интересно…
— Что?
— Прием, который тебе оказали сегодня в порту, все эти люди…
— Ты про Лигу? — Ума положила щетку и улыбнулась Долли в зеркало.
— Да. расскажи мне об этом.
— Это долгая история, Долли. Не знаю, с чего начать.
— Неважно. Просто начни.
Всё началось в Нью-Йорке, сказала Ума, именно там она присоединилась к Лиге, ее пригласили друзья, другие индийцы города. Там их жило мало, но они тесно общались, некоторые пытались скрыться от надзора имперской секретной службы, другие приехали из-за относительной доступности образования. Почти все без исключения страстно увлекались политикой, в условиях изгнания невозможно было оставаться в стороне. В Колумбийском университете преподавал блестящий и мощный Дадасахеб Амбедкар, еще был Таракнат Дас с мягкими манерами, но стойким духом. На Среднем Манхэттене, в маленькой квартирке, похожей на лофт, находилась община Рамакришны, управляемая единственным сантом [33]
в одеянии цвета шафрана и многочисленными американскими сторонниками, в центре города, в многоквартирном доме к югу от Хаустон-стрит, жил эксцентричный Раджа, мнивший себя индийским Боливаром. Америка не то чтобы гостеприимно привечала этих людей или их предприятия, она просто не обращала на них внимания, не интересовалась ими, но это безразличие предоставляло некоторого рода убежище.