Стеклянный крест

Я молчал, думая, что ослышался: слишком быстро были сказаны эти слова.

«Будьте добры, — не дождавшись ответа, повторила Анюта и, опустив голову, прибавила: — Я буду вам очень признательна».

Книжное это клише подготовлено было заранее, но выбрано оно было не слишком удачно, поскольку содержало в себе какое-то обещание, которое в данном случае было двусмысленным и неуместным. Должно быть, Анюта сама это почувствовала — и покраснела. Мне представился редкий случай увидеть, как краска смущения со щек и ушей переходит на затылок. Затылок у нее был едва обозначенный, совсем младенческий, и я отвел глаза, как будто она стояла передо мною нагая.

«Конечно, приезжай, — стараясь, чтоб мой голос звучал спокойно и приветливо, сказал я. — Живу один, буду рад».

«Паспорт у меня на руках», — не поднимая головы, сказала она.

«Тем более приезжай», — сказал я — и разговор наш оборвался, потому что с пузырьком в руках прибежал Иван Данилович.

Анюта подставила ему свою исцарапанную голову, и отец стал усердно протирать ее смоченным одеколоном носовым платком.

«Чем же ты себя скоблила?» — спросил он, свыкаясь уже, видимо, с мыслью, что дочка будет ходить с голой головой.

«Станочком твоим», — сквозь зубы, прижмурившись от боли, отвечала Анюта.

«Станочком… — ворчал старик, успокаиваясь. — Вон пропустила островок, и тут борозда. Думаешь, это так просто?»

Анюта не отвечала. Потом, повернув ко мне лицо, сказала:

«Простите меня, пожалуйста, я пошутила».

«Очень глупая шутка! — сказал Иван Данилович. — У нас теперь даже допризывников наголо не стригут».

«Ладно, хватит», — сказала вдруг Анюта, забрала у него одеколон и, не задев меня, стоявшего у входа, выскользнула в сад.