Стеклянный лес

Выглянув в окно, она заметила три автомобиля, припаркованных у тротуара. Из них никто не выходил. Что они здесь делают? Наблюдают за домом?

– Репортеры. Как бы мне хотелось, чтобы они уехали, – заметила вернувшаяся тетя Энджи и спросила: – Хочешь чего-нибудь? Может, приготовить тебе ланч?

Руби покачала головой.

Тетя Энджи сообщила, что собирается прибраться в спальне и ванной комнате Сильи, и Руби прекрасно поняла почему, ведь в доме царил настоящий хаос.

Девочка отправилась в свою комнату, легла на кровать и принялась разглядывать постеры на стенах, которые выбирала Силья, а когда принесла домой, спросила, не хочет ли дочь повесить их в своей комнате. Руби только пожала плечами и ответила: «Ок». Так же мать купила ей пластинки и проигрыватель. Он и сейчас хранился в кожаном чехле. Часто Силья возвращалась после работы с новыми пластинками и спрашивала Руби, показывая пластинки с хитами Элвиса и Чака Берри в ярких бумажных обложках: «Ты еще не слышала эти песни?» Руби отвечала, что не слышала, и тогда Силья говорила: «Это что-то невероятное. Ты непременно должна послушать».

Время от времени Руби ставила пластинки, хотя на самом деле не слишком интересовалась современным искусством, но она знала, что мать будет рада услышать музыку и увидеть в комнате дочери портреты популярных кинозвезд и певцов, являвшихся предметом обожания многих девочек. Видимо, будучи подростком, Силья хотела быть счастливой обладательницей проигрывателя и постеров, и эти вещи были для нее свидетельством того, что ее дочь обычный подросток.

Стены комнаты Руби были покрыты бледно-голубой краской. Когда Глассы переехали в эту «птичью клетку», здесь почти все было готово, оставались лишь кое-какие мелочи. Силья разрешила дочери выбрать цвет для стен в собственной комнате, и девочка остановилась на бледно-голубом, потому что в этот цвет была выкрашена гостиная в их старом доме, которую она любила больше всего. Отец отремонтировал гостиную в первую очередь, потому что Силье нравилось там отдыхать по вечерам, а он хотел сделать жене приятное в надежде, что она полюбит дом, если все в нем будет устроено по ее вкусу.

Все это было так давно. Тогда родители еще старались доставлять друг другу маленькие радости.

Когда Глассы переехали на Лоуренс-авеню, Руби было четыре года, и она все делала вместе с отцом. Они наливали в плоские лотки бледно-голубую краску и красили стены: Генри, стоя на стремянке, – верхнюю часть, а Руби, сидя на корточках и по-детски отклячив попу, – нижнюю. Отец пользовался не кистью, а валиком, который считал одним из самых полезных американских изобретений.

Только несколько лет спустя, выполняя работу для отчетного урока по истории, Руби узнала, что валик для покраски изобрел канадец Норман Брики, но у Руби хватило мудрости не делиться этим открытием с отцом.

Руби помнила, как много света стало в гостиной после ремонта, как лучезарно она улыбалась отцу, который, стоя на стремянке, казался великаном.

– Твоей маме очень понравится, – сказал Генри, отходя назад и любуясь проделанной работой.

На следующий день, пока дочь спала, он выкрасил белой краской лепные украшения, которые смотрелись так эффектно на голубом фоне, что Руби, увидев их, заплакала.

Затем настал черед расставлять мебель. Генри притащил в гостиную старый бабушкин диван, два журнальных столика и торшеры и расстелил на полу яркий турецкий ковер, который напоминал Руби сказочный ковер-самолет, а Силья в универмаге «Уонамейкерс» заказала роскошное низкое кресло, обитое ворсистой тканью бирюзового цвета. Спустя несколько лет только этот предмет мебели переехал в новый дом.

Кресло внесли в гостиную два дюжих молодца из службы доставки. В те дни воспоминания о войне были еще слишком свежи, поэтому мужчины часто спрашивали друг у друга, кто где воевал и в каких сражениях принимал участие. Но когда доставщики мебели задали подобный вопрос Генри, тот помрачнел и ответил весьма неохотно.

Руби было любопытно, почему отец проявил такое недовольство, и она спросила об этом у матери. Силья ответила, что мужчины интересуются такими вещами, чтобы проявить дружелюбие.

– Тогда почему папа был недружелюбен?

Но Силья только покачала головой и больше ничего не сказала.

Новое кресло поставили на почетное место перед камином. Когда на улице было холодно, Генри разжигал огонь, и Силья, сидя в кресле и держа дочь на коленях, читала ей книги.

Руби считала эту комнату самой замечательной гостиной на свете. Кто не был бы счастлив, находясь в ней? Силья должна была чувствовать себя счастливой, ведь отец и Руби были очень счастливы, когда жили на Лоуренс-авеню.

Только это было очень давно.

Глава 28 Силья

1948–1949 годы