Возобновив измерения звездных температур, мисс Пейн замахнулась и на выяснение соотношений элементов в звездах разных классов. Но если определенные с большим трудом температуры согласовывались с предыдущими теориями, то новые данные по содержанию элементов смущали ее. Если звезды состояли из тех же веществ, что и земная кора, то, как предполагали многие астрономы, относительные пропорции тоже должны совпадать. Ожидалось, что распространенные на Земле вещества – кислород, кремний и алюминий – будут столь же распространенными на звездах. Расчеты мисс Пейн действительно показали соответствие для большинства элементов, кроме двух самых легких – водорода и гелия. Звездные атмосферы изобиловали водородом. Гелия тоже было много, но водорода на звездах оказалось чуть ли не в миллион раз больше, чем на Земле. На фоне избытка водорода и гелия количество всех других компонентов звезд было, можно сказать, следовым.
В декабре Шепли отослал черновик необычного отчета мисс Пейн ведущему специалисту по составу звезд Расселу. Рассел похвалил ее метод, но отверг результаты. «Явно невозможно, – сказал он ей 14 января 1925 года, – чтобы водорода было в миллион раз больше, чем металлов».
Мисс Пейн очень дорожила своей методологией. Однако авторитет такого статусного и опытного ученого, как Рассел, был неоспорим. Она послушно смягчила свои выводы. Когда в феврале мисс Пейн подготовила отчет для публикации в
Официально Солон Бейли ушел на пенсию из Гарвардской обсерватории 1 февраля 1925 года, хотя де-факто не прекратил там работать. В свои 70 лет он продолжал открывать и изучать переменные звезды в шаровых скоплениях и по предложению Шепли начал писать авторизованную историю обсерватории.
В том же году ушел в отставку и Уильям Пикеринг. Как и Бейли, он продолжал занятия астрономией и содержал Мандевильскую обсерваторию за свой счет. Пикеринг купил новый телескоп после того, как Шепли заставил его вернуть тот, что долго находился на Ямайке, – 11-дюймовый рефрактор, подаренный Гарварду в 1886 году миссис Дрейпер. Как только инструмент опять оказался в Кеймбридже, Шепли вновь задействовал его в звездной спектроскопии и фотометрии.
Генриетта Ливитт получила в 1925 году запоздалое признание от поклонника, еще не знавшего, что она умерла. «Многоуважаемая мисс Ливитт, – так начиналось письмо Гёсты Миттаг-Леффлера из Шведской королевской академии наук от 23 февраля. – То, что рассказал мне мой друг и коллега профессор фон Цейпель из Уппсалы о вашем изумительном открытии эмпирического закона связи между звездными величинами и периодичностью переменных типа цефеид в Малом Магеллановом Облаке, столь глубоко потрясло меня, что я всерьез склонен номинировать вас на Нобелевскую премию по физике 1926 года, хотя мое знание предмета еще несовершенно». Автор, ярый борец за признание женщин в науке, в 1899 году добивался полноправного профессорского звания в Стокгольмском университете для Софьи Ковалевской, математика из России. В 1903 году он сумел убедить Нобелевский комитет присудить премию по физике Марии Кюри наравне с ее мужем Пьером и их соотечественником Анри Беккерелем, первооткрывателем радиоактивности.
Шепли ответил Миттаг-Леффлеру 9 марта: «Исследования мисс Ливитт по переменным звездам в Магеллановых Облаках, приведшие к открытию связи между периодичностью и видимой величиной, дали нам очень эффективный инструмент измерения межзвездных расстояний. Лично мне они оказались очень полезными, поскольку именно я интерпретировал наблюдение мисс Ливитт, обосновал его с точки зрения абсолютной светимости, распространил на переменные шаровых скоплений и использовал в измерениях Млечного Пути. Не так давно Хаббл сумел использовать график зависимости периодичности и светимости, построенный мною на основе трудов мисс Ливитт, для измерений расстояний до спиральных туманностей. Большую часть времени, проведенного в Гарвардской обсерватории, она занималась тяжелой рутиной по определению стандартных величин, на которые можно опираться в исследованиях галактической системы. Будь мисс Ливитт свободна от этих повинностей, уверен, ее научный вклад был бы еще более блестящим». Шепли просил разрешения поделиться этим знаком признания со стороны шведских ученых – разумеется, конфиденциально – с матерью и братом мисс Ливитт.