Стеклянный омут

В то лето, первое лето без мамы, Рите исполнилось двенадцать, но за прошедший год она слишком быстро повзрослела. Детство закончилось резко, словно ухнуло в яму. Впрочем, так и было, многое тогда ухнуло. В июне бабушка, не изменяя сложившимся правилам, вывезла внучек в деревню. То был тяжелый период, но за городом беда переносилась легче, чем в душной Москве. Бабушка оказалась права, когда говорила о целебных свойствах деревенского воздуха. Забот, конечно, даже стало больше: к уходу за Ликой прибавились и огородные работы. Но в деревне дышалось легче, казалось, что комок горя, мешающий делать вдохи полной грудью, уже не такой плотный. И взгляд не упирался в кирпичную стену соседнего здания, и отсутствовало ощущение замурованности в каменном колодце. Куда ни глянь – расстилающиеся коврами поля, сливающиеся вдали с небом. Здесь согнутые тяжестью бремени плечи как будто немного расправились. Рита впервые за долгое время улыбнулась и поняла – они справятся. Пожалуй, именно в то лето она впервые стала воспринимать младшую сестру не как обузу, неожиданно свалившуюся на них с бабушкой, а как родную душу.

Тем летом Рита впервые испытала чувства, свойственные уже не ребенку, а юной девушке. Это были совершенно незнакомые ей ощущения, пугающие своей необъяснимостью (ей, может, и хотелось спросить у бабушки, что же это за новые ощущения, сделавшие ее сердце вдруг таким непоседливым, но она стеснялась) и одновременно вызывающие радость от предвкушения чего-то необычного, волшебного, счастливого. Когда она видела, как Захар-младший выводит из сарая мопед и садится на него, сердце Риты вдруг выделывало странные кульбиты – поднималось почти к самому горлу и резко ухало вниз, и становилось от этих незнакомых ощущений как-то немного грустно и одновременно светло на душе. Хотелось и улыбаться, и плакать. И обнять весь мир. Или хотя бы сделать что-то хорошее.

Но потом как-то так вышло, что с внуком старика Захарова она больше не виделась: то ли парень не приезжал к деду на лето, то ли приезжал, но в то время, когда Риты не было в деревне. А потом старик умер, и кому остался дом, Рита так и не узнала.

– Таня, куда бы это выбросить? – К ним неслышно подошел Вячеслав и продемонстрировал блюдо, наполненное пищевыми отбросами: кожурой с очищенных овощей, стебельками зелени.

– А вон там, возле хозблока, стоит большое ведро, видишь? – охотно откликнулась Татьяна. Рита, почувствовав себя неловко, опустила голову. Если бы не эта ситуация с форсируемым знакомством, ей было бы куда проще общаться со Славой. Не пришлось бы постоянно думать, что его пригласили ради нее, и беспокоиться, что не оправдывает ни ожидания друзей, ни, похоже, Вячеслава. И не ловить на себе двусмысленные взгляды то Татьяны, то Ивана, безусловно волнующихся о том, как сложится знакомство. Какая же неловкая ситуация… Пожалуй, попросит она потом Ивана – настойчиво попросит, – чтобы больше не ставил ее в такое положение.

Рита продолжала упорно делать вид, что занята. И, склонившись над кастрюлей с мясом, не заметила, как Вячеслав, возвращаясь обратно с опорожненным блюдом, издали задержал взгляд на ее склонившейся спине.