Стеклянный омут

Рита, поначалу слушавшая сестру внимательно, отвлеклась, наблюдая за лицом Михаила. И ужасная догадка поразила ее. Неприятная от того, как перед этим человеком, лгуном, она так обнажила душу. И злость на него, и досада на себя закипели в ней с такой силой, что она с трудом удержалась от того, чтобы не прервать сестру и не наговорить в запальчивости Михаилу резких слов.

«Спокойно… Спокойно, – попробовала она уговорить себя. – Не при сестре и ее молодом человеке. Потом. Потом…»

Когда она откровенничала у Михаила в доме, то почти не смотрела на него, разговаривала, опустив глаза. Не привыкла изливать душу, тем более постороннему человеку. А в те моменты, когда она все же поднимала взгляд на Михаила, на его лице каждый раз оказывалось лишь выражение заинтересованности.

Стало понятно, почему его взгляд ей показался знакомым дважды. Такие же глаза и похожий взгляд были у старика Захарова. Ну почему она оказалась такой недогадливой? Ведь все так просто…

Не дожидаясь окончания рассказа Лики, Рита развернулась и вышла на улицу.

Зарядил дождь, но девушка не стала возвращаться в дом, так и осталась стоять на крыльце, хоть больше всего ей сейчас хотелось сбежать от стыда на край света. Нет, сбегают лишь трусы, а она – не трус. Она – храбрая девочка, хоть и лопухнулась вот так.

– Вячеслав отвезет Дашу в больницу. Девушка немного не в себе, ей нужна медицинская помощь, – раздался за ее спиной голос Михаила. Сочный, низкий бас. Если закрыть глаза и слушать его, можно очароваться им.

– Вячеслав? – спросила Рита несколько удивленно, досадуя на себя еще и за то, что поддалась мимолетному очарованию голосом Михаила. – А почему не Олег?

– Лучше уж пусть Вячеслав, – ответил мужчина, спускаясь на одну ступеньку и поворачиваясь к Рите лицом. – Ненадежный товарищ ваш Олег. И агрессивный. Вы не возражаете?

– Не возражаю в чем?.. – недоуменно подняла Рита брови. Не так складывался разговор. И как повернуть его теперь в нужное ей русло, она не знала.

– Ну… Может, на Вячеслава у вас есть какие-то виды.

– Нет у меня на него никаких видов! – вспыхнула она.

– Ну и замечательно, – улыбнулся Михаил. А ей захотелось вдруг надавать ему по лицу жгучих, как ее стыд, пощечин. Спаситель тоже! Вначале спасает, а потом, пользуясь ее доверием, выведывает у нее самое сокровенное. А теперь еще вот и намеками такими бросается.

– Не вижу ничего замечательного! Ничего замечательного в том, что вы оказались лгуном!

– О как! – удивился он. – Сильное обвинение. И в чем же я соврал?

– В том, что… И вообще, подло это! Подло воспользовался тем, что я тебя не узнала, Захар! Наверное, было смешно слушать мои признания, да? – от злости и обиды она перешла на «ты».

– Совсем не смешно, – серьезно ответил он, вытаскивая руки из карманов куртки. – Не припомню, чтобы мы говорили о чем-то забавном.

– Ну а как же?.. Когда я сказала, что у соседа был внук, мог бы признаться, что ты он и есть! А ты наврал, что купил дачу у…

– Стоп! Я этого не говорил. Я сказал, что дом мне достался от дочери старика. И в чем я тебя обманул? Так оно и есть: моя мать являлась прямой наследницей и отписала дачу мне.

– Мог бы сказать, что ты и есть тот Захар, а не вытягивать из меня глупые признания в том, что я в детстве подглядывала за тобой!

– Я не вытягивал эти признания, ты сама об этом заговорила. Ну и что тут такого? Ты же не в душе за мной подсматривала!

– Еще чего не хватало! – От злости и унижения ей захотелось либо заплакать, либо… поколотить этого Михаила-Захара кулаками. Или вначале побить, а потом заплакать. Или одновременно – чего уж время терять? Можно же колотить и плакать…

– Ты сама рассказала, как смотрела, когда я читал. И что тут такого? Между прочим, я знал, что ты подглядывала: яблоня, за которой ты пряталась, увы, не скрывала тебя полностью. Если уж хотела оставаться незаметной, то пряталась бы лучше уж не за тонкой яблоней, а за вон тем сараем.

– Но я сказала, что была влюблена в тебя! Целое лето! И эти слова… ты из меня вытянул! – в отчаянии закричала она.

– Тише, тише, не кричи. Если это такой уж секрет, то не нужно об этом голосить на всю деревню, – засмеялся он. – Рита, глупая, ну что тут такого, что в детстве целое лето ты была в меня влюблена? В кого мы только не влюблялись в детстве… Я вон в первом классе в классную руководительницу был влюблен целую четверть! До тех пор, пока она не поставила мне первую двойку.

– Но это ведь унизительно! Признаваться мужчине в любви первой. Пусть даже и в детской!

– О-о, как все серьезно, – вздохнул он. – Кто тебе это сказал? Не общайся больше с этим плохим человеком.

И вдруг, шагнув к Рите на крыльцо, протянул руки и привлек девушку к себе.

– Рита, прости, не хотел тебя обидеть. Поверь, что эта оплошность не стоит твоих нервов. Если тебя беспокоит, что я, слушая тебя, потешался в душе, скажу, что не потешался. А не признался тебе сразу в том, что мы – бывшие соседи, по той причине, что ты как-то слишком уж быстро и неожиданно выпалила о своих воспоминаниях.

– Мог бы прервать меня! – буркнула она. В его объятиях было так необычно и уютно… Если не считать первой ночи с Олегом да дружеских объятий Ивана, ее никогда еще не обнимал мужчина. Так вот одновременно крепко и нежно. И она, поддавшись порыву, прильнула к Михаилу, будто в поисках поддержки и сочувствия. Если за такой момент нужно было внести в плату пережитый стыд, то пусть… Ей уже совсем не стыдно!

А Михаил выпустил ее из объятий так же неожиданно, как и обнял.

– Не сердись, – сказал он, заглядывая ей в глаза и морща лоб.

Она покачала головой, и Михаил улыбнулся:

– Вот и славно! Завтра встретимся и продолжим наш разговор. Мне нужно проверить кое-какие догадки. Возвращайся к сестре, она ждет тебя. Завтра будет другой день, увидишь, хороший!

– Спасибо, – поблагодарила Рита с искренней улыбкой.

– Пойду сообщу, что Даша нашлась. Пусть отзывают людей с поисков.

Рита хотела спросить у него, такой ли он уж «сторож», но Михаил уже вышел за калитку.