Стеклянный отель

Она шла сюда на рассвете с ощущением, будто направляется на важную миссию, но после вынесения приговора почти пожалела, что не осталась дома. Трудно было рассчитывать на более суровое наказание, но, как ни странно, после суда с ней осталось лишь чувство неудовлетворенности. Она незаметно покинула здание и стала блуждать по улицам. На ней словно был плащ-невидимка, и сейчас ее это вполне устраивало. Ей было нехорошо. Раньше духота в Нью-Йорке ей не мешала, но былые времена прошли. Вокруг других инвесторов столпились журналисты. «Послушайте, это на самом деле ничего не меняет», – сказал репортерам зубной врач. Он прав, подумала Оливия. Джонатан проведет остаток жизни в тюрьме, а она так и останется в гостевой комнате своей сестры. Она добралась до жилого района в раскаленном от жары вагоне метро и смотрела на раскинувшийся вокруг город, бесстрастный и ни на миг не замедляющий свое суетливое движение. Когда она утром ехала в деловую часть города, ей казалось, что она станет свидетелем исторического события, но оставит ли Джонатан Алкайтис след в истории? Еще одна пустышка времен краха и распада, создатель поразительно примитивной схемы, которая продержалась несколько лет и рухнула. Жара была невыносимой. Метро переполнено. Когда она наконец оказалась в Верхнем Ист-Сайде, в нескольких кварталах от квартиры сестры, ей пришлось идти очень медленно, чтобы не потерять сознание. Навстречу ей шел мужчина и чуть не врезался в нее; он насупился и едва успел отступить с таким видом, будто она сама была виновата.

«Это формальность, – сказал судья, – но я обязан в рамках процедуры добавить срок освобождения под надзор после отбывания наказания». Сюжет для истории про призраков: над одним человеком три года вели надзор после того, как он отбыл 170 лет в тюрьме. И еще один сюжет про призраков: одна женщина брела по улицам Нью-Йорка, никем не замеченная, пока не растворилась в толпе и в жарком воздухе.

XII Антижизнь

Однажды утром в ФИУ «Флоренс Медиум 1» Алкайтис вышел во двор и увидел в толпе вспышку цвета. Красный цвет, но разве возможно? Здесь запрещен красный цвет. Не просто красный, а деловой костюм красного цвета, каких он не встречал на женщинах с начала 90-х, в лучшем случае середины 90-х; огненно-красный, с огромными накладными плечами. Женщина в костюме необычайно быстро движется, всего за пару шагов она пересекает двор, встает рядом и смотрит на него.

– Мадам Бертолли, – тихо произнес он, стараясь не выдать себя.

– Ты что-то сказал? – спросил у него стоявший рядом заключенный.

– Нет, ничего.

Очевидно, Иветт Бертолли не могла здесь оказаться, потому что это невозможно и потому что ее бы заметили остальные. И все-таки она здесь. Она медленно обходит двор по кругу, периодически мерцая. На вид она гораздо моложе, чем в день их последней встречи. Возможно, в этом самом костюме она была, когда он с ней познакомился – то ли в 1986 году, то ли в 1987-м. Они обедали в Париже. Она только начала работать консультантом в области инвестиций и дала его контакты нескольким богатым французам и итальянцам из числа своих клиентов. На момент ареста Алкайтиса ее клиенты вложили в схему Понци в общей сложности 320 миллионов долларов. Иветт Бертолли скончалась от сердечного приступа в тот же день.

Теперь она кружила по двору и не сводила глаз с Алкайтиса. Он закрыл глаза и ущипнул себя, надеясь на избавление, но час спустя она по-прежнему была там и переговаривалась под деревом с Файзалем.

– Я бы хотела узнать побольше о ваших сотрудниках, – сказала журналистка Джули Фримен во время одной из встреч.

– Они были хорошими людьми, – ответил он. – Преданными.

– Интересно, что вы считаете их хорошими людьми, хотя они участвовали в преступлении.

– Нет, я сам во всем виноват. – Он решил настаивать на такой версии до конца жизни, хотя трое из пяти его сотрудников в отделе управления активами тоже были осуждены. Он уловил в ее жестах легкое раздражение, когда она делала пометки в блокноте.

– Вы, наверное, слышали, что Ленни Ксавье проиграл апелляцию, – сообщила она. – Виновен в девяти эпизодах, все связаны со схемой Понци.

– Я бы предпочел не говорить о нем, – сказал Алкайтис.

– Тогда давайте сменим тему. Я бы хотела задать вам вопрос по поводу того, что сказал в суде один из ваших сотрудников. На перекрестном допросе Оскара Новака спросили про историю поиска на его компьютере, и он ответил, цитирую: «Можно одновременно что-то знать и не знать».

– А что было не так с его историей поиска? – Алкайтис не слишком часто задумывался об Оскаре и всех остальных. Он годами платил им зарплату. Они могли уйти в любой момент.

– Он провел девять с половиной часов, изучая требования к виду на жительство в странах, у которых нет договора об экстрадиции с США, – ответила Фримен.

– Ох. Бедняга. – Оскар навсегда остался в его памяти девятнадцатилетним студентом, который вылетел из колледжа и явился на собеседование в мешковатом костюме. – Добром для него это вряд ли кончилось.

– Так и есть.