— Принять официальную версию, как единственно верную, и сдать все эти документы, — я хлопнула ладонью по большой стопке выцветших папок, лежащих передо мной на столе, — в архив… А еще лучше — в макулатуру. Если, конечно, ее еще где-то принимают.
— Ростова, — повысил голос генерал, — не хами. Хорошо, я согласен выслушать твои соображения. Что там у нас на этот раз? Шаманы? Или инопланетяне? — Ладно, — Тарасов махнул рукой, увидев, как я после его последних слов поджала губы, — не обижайся. Я весь во внимании, — начальник уселся в свое кресло и, подперев ладонями голову, с обреченным видом приготовился слушать.
— Ну, хорошо, — начала я, — и дабы все же настроить всех здесь присутствующих на деловой лад, сразу скажу, что по своему географическому расположению плато Укок находится в непосредственной близости от государственной границы с Монголией и, соответственно, является частью пограничной зоны. Рядом с плато, всего в нескольких километрах, располагается пограничная застава. Посмотрев на карту местности, я сразу подумала, что если в небе над плато действительно были видны столь яркие вспышки, то, скорее всего, пограничные наряды, несшие службу в непосредственной близости от горного плато, просто не могли их не заметить. А, как мне хорошо известно, любая информация обо всех необычных, как впрочем, и самых обычных явлениях или происшествиях, зафиксированных в зоне ответственности пограннарядов при несении службы по охране госграницы, в обязательном порядке фиксируется в Книге службы. С точным указанием места, времени, описанием самого явления или происшествия и, кроме того, лица, доложившие об этом, собственноручно подписываются под всем этим. Вот, — я вытащила из кожаной папки, которую все время до этого, дожидаясь удобного момента, держала на коленях, лист бумаги — это выписка из Книги службы погранзаставы «Аргамджи» за 14.11.59 года. Здесь, среди всего прочего, есть чрезвычайно интересная и важная для нас запись, — я выдержала эффектную паузу, — зачитываю:
— «Пограничный наряд, в составе ст. сержанта Игнатьева В. С. и рядового Лопатина М. Т. несший службу в «секрете» в урочище Кызылтаж, в 21.07 часов заметил в небе, ориентировочно у подножия горы Найрамдал, яркую вспышку белого света. Вспышка была такой силы, что осветила все окрестности в радиусе более пяти километров. При этом вокруг в течение примерно десяти минут было все видно, как днем…», — я думаю, что это, вне всякого сомнения, является документальным подтверждением того, что вспышка все-таки была. Независимо от того, хотим мы этого или нет, — запустила я в огород моего дорогого начальника увесистый булыжник.
— Ну хорошо, — нехотя согласился генерал, — а что это нам дает?
— Пока не знаю, но впоследствии этот факт может иметь ключевое значение во всей этой истории. Я намерена в ближайшее время связаться по этому вопросу с учеными из Новосибирского института экспериментальной физики небесных тел. Возможно, они дадут какое — либо объяснение этому явлению. Теперь о рабочих версиях. Хочу еще раз обратить ваше внимание на тот факт, что в дневнике профессора Тетерникова имеется запись о том, что 12 ноября утром, перед тем, как группа покинула турбазу и продолжила движение, к ней присоединился некий проводник. Который и сопровождал ученых до самого плато. Таким образом, группа состояла уже не из 9-ти, как нам было известно ранее, а из 10-ти человек. По имеющимся же пока в нашем распоряжении данным, на месте трагедии было обнаружено всего восемь трупов. Я говорю «пока», так как уверена, что все сохранившиеся сведения об этом происшествии, мягко говоря, кем — то умело подкорректированы. Так вот, на плато были обнаружены, повторюсь, восемь тел. Тела Григория Тетерникова, как нам теперь уже точно известно, среди них не было. Это девятый так и не найденный спасателями труп. Отсюда сам собой напрашивается следующий, вполне закономерный вопрос: куда делся еще один труп? Я имею в виду тело проводника?
— Возможно, он проводил группу до плато и вернулся обратно на турбазу? — предположил Суходольский.
— Именно так я сразу и подумала. Но потом прикинула, что, учитывая тот факт, что группа Тетерникова достигла плато Укок и стала устраиваться на ночлег вечером, а точнее — по данным дневника Тетерникова в 18.40, когда начало уже смеркаться, а по данным метеорологов темнота наступила на плато Укок в эти сутки в 19.30, то я сразу предположила, что проводник ни за какие коврижки не отправился бы в обратный путь по темноте. Конечно, понятно, что он прекрасно знал дорогу, но вот на ночной спуск с перевала Кара-Булак, находящийся на высоте 2800 метров, да еще верхом, он вряд ли бы решился. Я переговорила со знающими людьми, и они объяснили мне, что это с было бы его стороны верным самоубийством. Даже спешившись и ведя лошадей на поводу, он почти наверняка свернул бы себе в темноте шею. Поэтому я приняла как бесспорный факт то, что проводник остался в ту роковую ночь на ночевку в лагере Тетерникова.