Стекло

Тыкулча встаёт, и бредёт к нему, и пытается придумать, что сказать, о чём спросить – что делать, куда идти, тьма вопросов, и ни на один толкового ответа нет, все в воздухе замерзают и падают вниз со звоном. Он доходит до Хозяина, опирается на сани и просто смотрит, и вопрос, видимо, в его глазах читается, а Хозяин качает головой, улыбается и говорит: просыпайся, Тыкулча, пора уж и честь знать.

И Тыкулча просыпается в дальнем схроне, в тонком шлейфе мертвецкого запаха, который ничем теперь уж не выгонишь, и по щекам его текут слёзы, а слёзы это счастья или горя, никто не разберёт, да и сам Тыкулча не знает.

12. На север

Он сошёл с корабля в Русове. Сухогруз встал на якорь в нескольких километрах от берега, остальной путь он и ещё четверо пассажиров проделали на катере. Здесь уже чувствовалось дыхание зимы, продувной ветер и около ноля ранней осенью, когда в Хураане зашкаливает за тридцать. В воздухе висело предвкушение пятидесятиградусных морозов, рёв ледоколов, свист ледяного ветра с равнин.

На воду пришлась почти половина пути: корабль миновал Внутреннее море – мимо островов Глесии, обогнул тарийское побережье и прошёл через пролив Статинна. Дальше – уже по суше, по трактам на северо-восток, от города к городу, от деревни к деревне. Он никогда не бывал в северных землях и ничего не знал о том, как там устроена жизнь, и он отказался от сопровождающего, хотя Ка предлагал отправить с ним бывалого человека на первую половину путешествия. Я один, сказал он Ка, я всегда один. Впрочем, в Марасе его всё-таки ждал подкупленный солдатик – надо же как-то преодолеть блокпост.

Корабль показался ему огромным, хотя он знал, что бывают и больше. Он никогда не ходил по морю, ему лишь приходилось бывать на кораблях, стоящих в порту. Однажды он убил человека на пришвартованном пароходе – раскроил ему череп о борт и перевалил через поручни. Он не боялся путешествия, потому что не знал страха, но осознавал, что при качке его может прихватить морская болезнь, и тогда он окажется беспомощным. Не то чтобы на корабле его могли ждать враги – он просто не любил терять контроль. В порту было шумно, сновали носильщики и матросы, горели фонари. Он пошёл вверх по сходне, и уже на борту его встретил капитан, который обращался с ним как с дорогим гостем и лично сопроводил в каюту. Насколько он понял, капитан был из секты и готов был безоговорочно выполнить всё, о чём попросит Ка, а голосом Ка здесь и сейчас был он сам.

В каюте было тихо, уютно и современно. Никакого дерева, никаких архаичных иллюминаторов, пластмасса, сталь и большое окно. Он сел на кровать и осмотрелся. Здесь ему предстоит провести несколько недель. Подобных кают на судне было пять – даже чрезмерно для сухогруза, но капитан подрабатывал перевозкой важных персон и потому оборудовал для них отдельную зону, включающую возможность посещать мостик. Было странно – ему не нужно было никуда бежать, никого выслеживать, никого пытать или убивать. Нужно было просто сидеть в каюте, есть, читать, при желании – гулять по палубе. Корабль дышал справедливостью – все получали здесь по трудам и заслугам, все работали так, как нужно, это был отточенный механизм, любое вмешательство в функционирование которого могло привести к беде.

Теоретически он должен был оказаться у северных подступов раньше Проводника. Проводник высадился в Русове парой недель раньше, и наверстать это отставание по суше было относительно несложно. Он не был обременен багажом, он был невероятно вынослив, он был один, он был незаметен. Но он понимал и ещё кое-что: Проводник знает, что за ним идут. И будет готов.

Никто не беспокоил его на корабле. Завтрак приносили в половине десятого. Из каюты он не выходил. Судно шло плавно, почти никакой качки, видимо, хорошие стабилизаторы. Он смотрел в окно и видел сперва берега, а потом синюю гладь, уходящую в солнечный горизонт. На второй план отошли Проводник, Ка, Алярин, Хан и десятки других – живых и мёртвых, тех, кому он служил, и тех, кого он убивал. Они не возвращались ни разу за всё время плавания, за все эти дни и недели. Они находились в другой реальности. Он забыл, кто он такой, и зачем отправился в путешествие, и зачем до того отправлялся в другие.

Как только он сделал первый шаг на твёрдую землю, они вернулись. Чужой, холодный, грязный город вокруг возвратил ощущение реальности. Где-то здесь прошёл Проводник и его свора, и теперь он должен их догнать. Лучше сделать это до территории Стекла, украдкой, на каком-нибудь тракте, на городской улице, где угодно, лишь бы не на той белой равнине, какую он представлял себе по описаниям.

Куда едем, деловыми голосами спрашивали многочисленные возчики. Их раздолбанные, проеденные ржавчиной драндулеты дребезжали и пахли бензином. Он сказал одному: поехали, и они сели в потрёпанный седан с сиденьями, покрытыми старым тряпьём. За город, сказал он, на север. По Ултою? – спросил водитель. Я не знаю, ответил он, просто туда, и показал направление рукой. Далеко? Как заедем. Я заплачу.