Стекло

«Где мой сын?» – спросил Юрги, и толпа заорала за его спиной. Осс ничего не ответил. Он продолжал стоять и смотреть, и с каждой секундой его молчания напряжение в толпе нарастало. Староста вышел вперёд, повернулся к жителям и попытался их урезонить, но Юрги просто оттолкнул старика в сторону, и тот исчез где-то позади. Хлипкий заборчик между разъярённой толпой и изувеченным человеком был не физической, а психологической преградой. Кто-то – видимо, Юрги – должен был первым решиться пересечь эту черту, снести эти косые доски, способные помешать разве что заблудшей корове. Жители, всегда воспринимавшие Осса как предмет окружающей обстановки, внезапно почувствовали, что под его иссечённой кожей скрывается что-то страшное, что-то могучее.

Ещё некоторое время Осс стоял перед ними, оставаясь совершенно хладнокровным. Ему было несложно – его лицо так или иначе не могло выражать никаких эмоций. А потом он повернулся и ушёл в дом. На полминуты толпа стихла, а Юрги нахмурился – он не понимал, как следует поступить. И когда он уже готов был ринуться вперёд, перепрыгнуть через забор и ворваться в дом, размазать убийцу своего сына по полу, тот появился снова. Как ни в чём не бывало он вышел из дома с ружьём в руках, вскинул оружие и выстрелил поверх голов. Потом он навёл ствол на одного из стоящих перед ним, и тот развернулся, проталкиваясь через толпу, чтобы сбежать. Осс снова перевёл ружье, и побежал второй, потом третий, а потом и все деревенские отправились восвояси, выкрикивая проклятия и обещая вернуться. Юрги тоже ушёл вместе со всеми, но, отойдя уже на приличное расстояние, оглянулся, и такой огонь бушевал в его глазах, что было понятно: просто так он этого не оставит.

Он и не оставил. Через полтора часа Юрги незаметно подкрался к дому Осса со стороны хозяйственных построек. Он был простым землепашцем, и оружия у него, как и у любого другого из деревни, не было, но он был достаточно силён и взял с собой топор. Уж с калекой-то он мог справиться. Но едва он дотронулся до задних ворот, как они распахнулись, и оттуда выехал Осс на лошади. К крупу были приторочены дорожные сумы – Осс уезжал навсегда. Юрги что-то выкрикнул вслед, побежал и даже бросил топор, но угнаться за лошадью не смог. Обессилев, он остановился и заплакал.

Юрги вошёл на двор Осса. Он заглянул в конюшню – там никого не было, в курятник – куры вели себя, как обычно, носились и кудахтали, а потом в свинарник. Свиньи жрали что-то странное, не обычные помои. Присмотревшись, Юрги понял, что по свинарнику разбросаны останки человека. В грязи прямо перед ним лежала детская рука. Юрги обмер, но заставил себя её взять и отнести в деревню, чтобы показать старосте. Находиться в этом доме он не мог более ни минуты. Староста собрал нескольких мужиков, они отправились на хутор и обыскали дом. Нашлось многое – детские вещи, причём и мальчиков, и девочек, детские кости и недоеденные куски плоти в свинарнике, и самое страшное – головы в холодном погребе. Их было не три, как мог бы подумать староста, а восемь, восемь замороженных голов, в том числе – сына Юрги. Староста отправил человека в город, чтобы тот вызвал искати. Те примчались на следующее утро, обыскали дом и двор, запротоколировали произошедшее и изъяли головы. Юрги было сказано, что он сможет забрать останки сына через три дня.

Это было громкое дело. Шестерых детей опознали, и их рыдающие родители приехали в город за головами. Люди по всей стране боялись выходить на улицу, а детей и вообще никуда не выпускали. Обгоревшего человека искали, но он как в воду канул. В нескольких городах толпа поймала и разорвала других жертв пожаров – теперь ожоги стали символом преступления, и никто не разбирался, убийца ли прячется за бугристой маской или просто какой-то случайный невезучий малый. Со временем всё затихало, а позже искати объявили, что убийца бежал из страны и теперь никому не угрожает. Как ни странно, это было правдой, но один человек так и не сдался. Это был Юрги.