Стена

Я два с половиной года страдала от того, что эта женщина была столь плохо подготовлена к практической жизни. Я и сегодня не умею как следует забить гвоздь, а при мысли о двери, которую собираюсь пробить для Беллы, меня дрожь пробирает. Разумеется, никто никогда не предполагал, что мне понадобится пробивать двери. Но я вообще почти ничего не знаю, не знаю даже, как называются цветы на полянке у ручья. На уроках ботаники я изучала их по книгам и рисункам и позабыла, как все, чего себе не представляла. Я годами решала уравнения с логарифмами, не представляя, чтó они такое и зачем нужны. Мне легко давались иностранные языки, но говорить на них никогда не приходилось, а грамматику и правописание я позабыла. Не знаю, когда жил Карл IV, и не знаю наверняка, где расположены Антильские острова и кто там живет. При этом я всегда хорошо училась. Не знаю, вероятно, что-то не в порядке с нашей школой. Люди другого мира сочтут меня воплощенным слабоумием наших дней. Полагаю, однако, что большинство моих знакомых ничуть не лучше.

Ликвидировать пробелы в образовании не удастся никогда. Даже если и доведется когда-нибудь отыскать многочисленные книги, хранящиеся в мертвых домах, я не буду более в состоянии запомнить прочитанное. При рождении у меня был шанс, но ни родители, ни учителя не смогли реализовать его, сама я тоже оказалась к этому неспособной. Теперь же слишком поздно. Я умру, так и не использовав своих шансов. В первой жизни была дилетанткой, да и здесь, в лесу, то же самое. Мой единственный учитель так же малообразован и ничего не знает, это ведь я сама.

Уже несколько дней, как до меня дошло: я все-таки надеюсь, что кто-нибудь прочтет эти записки. Не знаю, почему мне этого хочется, да и не все ли равно. Но сердце бьется быстрее, когда представляю себе: человеческие глаза скользят по этим строчкам, человеческие руки листают страницы. Все же гораздо вероятнее, что записки съедят мыши. В лесу ведь столько мышей! Если бы не было Кошки, они давно кишмя кишели бы в доме. Но рано или поздно Кошки не станет, тогда мыши сожрут мои припасы, а потом и всю бумагу до последнего клочка. Очень может быть, что исписанную бумагу они любят так же, как чистую. Может, от карандаша их стошнит, я же не знаю, ядовитый он или нет. Очень странно писать для мышей. Иногда просто заставляю себя думать, что пишу для людей, тогда все же немного легче.

В августе установилась хорошая погода. Я решила на будущий год подождать с сеном, и это, как время показало, было правильным. Вспомнила, что, возвращаясь однажды с охоты, набрела на заросли малины. Малинник был в добром часе ходьбы от дома, но при мысли о сладком я тогда была готова идти хоть два часа. Мне всегда говорили, что малинники — любимейшее место гадюк, поэтому я оставила Лукса дома. Он очень неохотно повиновался и уныло отправился домой. Поверх башмаков натянула старые кожаные гамаши егеря, они мне выше колен и очень мешали ходить. Само собой, ни единой гадюки я в малиннике не видела. Нынче вообще о них не думаю. Или здесь очень мало змей, или они меня избегают. Видимо, я кажусь им такой же опасной, как они мне.

Малина как раз поспела, я набрала с верхом большое ведро и притащила его домой. Сахара у меня не было, варенья не сварить, и ягоды пришлось тут же съесть. Я ходила по малину каждые два дня. Сплошное наслаждение, я упивалась сладким соком. Припекало, меня окутывал и пьянил аромат солнца и подсыхающих спелых ягод. Было жаль, что со мной нет Лукса. Разгибая иногда усталую спину и потягиваясь, я вспоминала, что совсем одна. Это был не страх, скорее беспокойство. В малиннике, наедине с колючими кустами, пчелами, осами и мухами, я до конца поняла, что значит для меня Лукс. Тогда я не могла представить жизни без него. Но в малинник никогда его не брала. Меня все преследовала мысль о гадюках. Не могла я подвергать Лукса такой опасности только потому, что чувствовала себя в его присутствии уютнее.

Уже много позже, в альпийских лугах, я действительно видела гадюку. Она грелась на солнце, лежа на камнях. Змей с тех пор больше не боюсь. Гадюка была очень красива, и, глядя как она лежит, отдаваясь ласке солнца, я прониклась уверенностью, что она и не думает кусать меня. Ей это и в голову не пришло, она хотела одного — лежать на белых камнях, купаясь в тепле и солнечном свете. Все-таки хорошо, что Лукса со мной не было. Впрочем, не думаю, что он рискнул бы подойти к змее. Никогда не видела, чтобы он нападал на змею или ящерицу. На мышей охотился иногда, но в этих каменистых местах ему редко удавалось поймать мышку.